Писатель и краевед Сергей Гаврилов до 1987 года был красноселом. Сейчас он живет в Таллине и изучает судьбы русских эмигрантов в Эстонии. Некоторые из них возвращают его в родной город.

Уже давно нет в Красном Селе ни Народного дома, ни театра. И фабрики уже тоже не осталось. Хотелось бы, чтобы сохранилась память об упомянутых людях, пишет Сергей Гаврилов. Добавим: это не просто отдельные люди, это история нашего города, невольно просвечивающая деталями в предоставленной автором статье.

Люди дела

Фото: Георгий Малков-Панин, фото с паспорта. Эстонский государственный архив.

Георгий Васильевич Малков-Панин родился в 1886 году в Петербурге в семье военного инженера. Его матерью была Екатерина Константиновна, урожденная Печаткина, дочь владельца красносельской бумажной фабрики. Георгий Малков-Панин и сам избрал профессию инженера и поступил учиться в технологический институт. Уже во время учебы он стажировался на красносельской фабрике, а по окончании института поступил туда на постоянную работу. В марте 1917 года Георгий Малков-Панин, в духе времени, был не назначен, а избран на должность директора фабрики. Хотя ему довелось быть директором непродолжительное время, в заслугу надо поставить, что ему удалось сохранить фабрику на плаву в условиях войны, революционной дезорганизации, нехватки топлива и транспортных средств. Еще в 1915 году ему пришла в голову спасительная мысль использовать дрова в качестве топлива на фабрике вместо импортного угля. Он писал в воспоминаниях: «С начала зимы... я постоянно находился в разъездах, организовывая лесной отдел. Скупал свободные дрова в районе Балтийской железной дороги, до станции Ямбург включительно» (Ямбург - историческое название Кингисеппа - ред.) . В этот период у него установились тесные связи с местными лесопромышленниками, в том числе с купцами Ивановыми, которые «владели лесоторговлей» в Красном Селе, и с братьями Голубевыми. Михаил Голубев владел лесоторговлей в Рождествено, близ станции Сиверская; Алексей Голубев - лесопилкой близ станция Вруда.

В 2001 году были опубликованы воспоминания Георгия Малков-Панина. В них содержатся интересные подробности семейной жизни династии Малков-Паниных на фоне исторических событий конца XIX-начала XX века. К сожалению, Красному Селу автор уделил не так много строк, но все-таки совсем своим вниманием его не обошел. Воспоминания содержат описание цехов на фабрике, фабричного поселка. Упоминаются условия труда, некоторые стороны быта рабочих. Отдельно Г. В. Малков-Панин упоминает красносельский театр и царские смотры войск, расквартированных в Красном Селе. Есть там упоминание о событиях в Красном Селе, состоявшихся непосредственно перед Первой мировой войной, и сразу после ее начала...

Концерт

Фото: Иван Филиппов (Бурхардт), певец Императорской оперы

«В самом начале войны в фабричном Народном доме состоялся концерт артистов Мариинской оперы в честь отъезжающих на фронт частей. Он был проведен по инициативе артиста оперы И. Ф. Филиппова, близкого родственника семьи Ивановых, владевших в Красном Селе лесопильным заводом. Зало нашего народного дома было украшено, устроены киоски, в которых Таня продавала программы и разные сувениры».

Инициатором концерта упомянут И.Ф.Филиппов. Это - певец императорской оперы Иван Филиппович Филиппов (наст. фам. Бурхардт). Его плохо знают в современной России, хотя он был солистом Мариинского театра почти шестнадцать лет, с 1903 по 1919 год. Он обладал басом обширного диапазона, мягкого, бархатного тембра.

Семья Ивановых, упомянутая Георгием Малков-Паниным как спонсоры концерта для частей, уходивших на фронт, владела несколькими лесопилками и земельными угодьями в Петроградской губернии, но их можно назвать красноселами. Еще в 1900 году торговый дом «Братья Ивановы» получил подряд на строительство телеграфной линии от Лигово до Красного Села. Рядом со станцией «в собственном доме» находилась головная контора их фирмы и так называемая лесобиржа. Их завод упомянут в воспоминаниях Е. К. Громана: «На восточном берегу Безымянного озера (где сейчас расположен собачий питомник) стояла лесопилка братьев Ивановых». Сергей Иванов, один из владельцев красносельской лесоторговли, был женат на Екатерине Вознесенской, которая приходилась племянницей певцу Ивану Филиппову.

Долгие дороги с Родины

Прошло всего несколько лет после концерта, и все упомянутые лица оказались в эмиграции в Эстонии, куда отступила СевероЗападная армия генерала Юденича, а вместе с нею бежали, спасаясь от красного террора, десятки тысяч гражданских лиц: крестьяне, представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, железнодорожные инженеры), помещики и предприниматели из западных районов Петроградской губернии.

Оказался в независимой Эстонии со всей семьей и Георгий Малков-Панин. И в эмиграции он остался достаточно обеспеченным человеком благодаря своим деловым качествам и широким связям. В 1920-е годы лес оставался главным строительным материалом, дрова по-прежнему были основой бытового отопления. Так что петроградские лесопромышленники имели возможность применить свои навыки и в новой стране. Но пиломатериалы были еще и важным экспортным товаром. Английские дипломаты в Эстонии не прочь были получить дополнительный заработок, пользуясь конъюнктурой момента. Они основали несколько экспортных фирм, куда взяли младшими партнерами местных лесозаготовителей. Первоначально и Георгий Малков-Панин был компаньоном в такой англо-эстонской фирме по вывозу леса, которая называлась «Мак-Гиббин, Малков-Панин и Ко». Впоследствии Георгий Малков-Панин стал владельцем собственного экспортного агентства. Он специализировался на вывозе в Англию кругликов или пропсов - столбов, которые использовалась, в частности, как подпорки в шахтах. Например, в 1937 году оборот его фирмы составил более 660 тысяч эстонских крон. При этом львиную долю выручки принесли экспортные поставки в Великобританию так называемых пропсов Гетеборгского стандарта.

В 1940 году в связи с советизацией Эстонии фирма Малкова-Панина перестала существовать. Георгию Васильевичу несказанно повезло, что его самого не ликвидировали. Его младший брат Василий Малков-Панин (до эмиграции работал механиком на Роп-шинской бумажной фабрике) был уничтожен советскими властями только за то, что на арендованном грузовичке предлагал услуги по перевозке грузов - значит, был «буржуем».

Но судьба сыграла с Георгием Малков-Паниным злую шутку. Его сын Константин учился на инженера за границей. После переворота 1940 года в Эстонии он принял советское гражданство, находясь в Германии. 22 июня 1941 года уже как советский гражданин он был интернирован, фактически - арестован немецкими властями.

Георгий Малков-Панин в 1944 году оказался в Германии с отступающими немецкими войсками. По воспоминаниям его знакомых, он на велосипеде объехал полстраны в поисках сына, нашел-таки его в концлагере и спас от голодной смерти.

После поражения Германии возникла коллизия - Константин Малков-Панин как советский гражданин подлежал репатриации в СССР. Возможности остаться на Западе у него не было. Он оказался в городе Сызрань, на сланцехимическом комбинате. Георгий Малков-Панин вернулся в СССР вслед за сыном. Какое-то время он работал инженером в городе Кохтла-Ярве. Финал оказался закономерен: в 1950 году, в рамках новой чистки Эстонии от «буржуазно-националистических элементов», его арестовали как английского шпиона (имел ведь когда-то общее дело с англичанами), антисоветского элемента, пособника немецко-фашистских оккупантов и пр. Надо признать, что Г. Малков-Панин для такого набора обвинений отделался довольно легко: ссылкой и работой на лесозаготовках «в отдаленных районах» Советского Союза. Экспорт необработанного леса был основой экономики СССР до освоения нефти и газа, и специалисты в лесном хозяйстве типа Малков-Панина были в цене.

Фото: Сергей Иванов, фото с паспорта. Эстонский государственный архив.

Другие «красноселы» из числа организаторов концерта в 1914 году - Сергей Иванов с женой Екатериной - также оказались в Таллине. Здесь С. Иванов некоторое время работал торговым агентом в фирме Г. Малков-Панина. Сказались давние партнерские связи. Купеческая жилка била в нем ключом. Вскоре он открыл собственную лесопилку, затем еще несколько фирм. Кроме того, он занимался валютными операциями, проще говоря, был известен в Эстонии как валютный спекулянт. В конце концов, в 1940 году его арестовали уже советские власти - опять-таки как бывшего буржуя, белоэмигранта, антисоветский элемент и пр. Не забыли и про валютные приключения. Как и большинство арестованных в 1940 году эстонских заключенных, С. Иванов сгинул в сталинских лагерях.

Екатерина Иванова ушла от мужа еще в конце 1920-х, чем избежала впоследствии как минимум ссылки: в 1940 году жен и детей арестованных «буржуев» советские власти обычно выселяли в Сибирь. В 1930-м году в Таллине она вышла замуж за Василия Голубева, сына и наследника лесопромышленника-эмигранта Алексея Голубева. Список земельных владений и деревообрабатывающих предприятий этого сына бывшего крепостного крестьянина растянется на целый лист. Приведу только выдержки из списка имущества в Петроградской губернии, которое Алексей Голубев утратил «при перемене правительства» в 1917 году: «1) Ямбургский древесно-массный и лесопильный завод, приводимый в движение водяной силою реки Луги... 2) в Царскосельском уезде при станции Дивинская по Варшавской ж.д. лесопильный завод... 3) умственную долю в 50% в лесной даче в Лужском уезде под названием «Ворота», купленной мною совместно с Антоном Харитоновичем Ефремовым [отец известного советского писателя-фантаста Ивана Ефремова], вместе с выстроенным там же лесопильным заводом, приобретенным от графини Веры Борисовны Глинка-Мавриной» [из завещания А.В.Голубева]. В Эстонии Алексей Голубев владел на паях с англичанами фирмой по оптовой продаже лесоматериалов под названием «New Baltic Woods».

Фото: Письмо на бланке главной конторы Торгового дома братьев Ивановых. Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга

Василий Голубев унаследовал предприятия отца. Они с женой Екатериной жили в Таллине до 1944 года. Как состоятельные родственники, Голубевы поддерживали других русских эмигрантов в Эстонии, например, семейство Пушкиных, потомков Льва Пушкина, брата поэта. Вместе с ними жил дядя Екатерины Голубевой Иван Бурхардт-Филиппов, заменивший ей отца.

Как рассказывал автору этих строк внучатый племянник певца Олег Борисович Сеск-Хармут, который жил на квартире Голубевых в Таллине в 1939 году, Иван Бурхардт-Филиппов в это время «работал в Таллине певцом в престижном ресторане «Золотой Лев», приходил домой за полночь пьяненький. Любимым номером в это время были «Очи черные». И. Филиппов очень боялся простудиться и потерять голос, и всю жизнь ходил в галошах, даже в сухую погоду. Как он ни берегся, погиб он глупо. Осенью 1943 года во время налета советской авиации на Таллин объявили тревогу. Сбегая по лестнице, он оступился, падая, разбил окно и порезал руку, да так сильно, что вскоре умер -то ли от потери крови, то ли от заражения». В 1944 году Екатерина Голубева, бывшая Иванова, эмигрировала вместе с мужем в Германию, затем в США...

30.11.2012 Трудами братии монастыря 15 136

Трапеза в монастыре – сакральное действие, обед – продолжение богослужения. Перед началом трапезы и по ее окончании вся братия молится, благодарит Господа за Его благодеяния, молитвенно поминая здравствующих и почивших отцов и братьев. Вся еда благословляется священником. Очень заметна разница между обедом вместе со всей братией и вкушением тех же самых блюд отдельно (в силу болезни или особенностей послушания). И если сердце храма - алтарь со Священным Престолом, то сердце келарской службы, которая отвечает за питание братии,- это, конечно же, кухня.

Келарская служба занимает отдельное (северное) крыло внутреннего монастырского каре. Большая светлая трапезная, способная вместить около 200-х человек, кухня, две посудомойки, склады, молочный, кондитерский и овощной цеха, помещение трапезников, офисные помещения и мастерские, маленькая прачечная – все находится под одной крышей. В келарской службе послушаются только братья, большей частью трудники.

Кухня представляет собой светлое помещение с высокими потолками площадью порядка 40 кв.м. Пища готовится на электроплите (в резерве всегда есть полноценная дровяная печь-плита) и в чудо-машине, умеющей печь, жарить, варить, готовить на пару. Есть на кухне и промышленная мясорубка, удобные стальные разделочные столы, своя небольшая мойка и множество самой разнообразной кухонной утвари. На кухню, как и в большинстве помещений келарской службы, проведена трансляция из храма. Поэтому братия, занятая во время богослужения приготовлением пищи, не чувствует себя оторванной от общего молитвенного собрания.

До недавнего времени для монастырской братии было установлено 2 приема пищи: обед (по будням в 13:00, в дни бденных праздников – сразу после окончания богослужения) и ужин (сразу после окончания вечернего богослужения, примерно в 19:30). Около месяца назад к 8:00 стали накрывать и завтраки, в основном для тех, кто в силу послушания несет существенную физическую нагрузку.

Приготовлением пищи посменно занимаются две «бригады» поваров. Каждая состоит из повара и двух помощников. Повара занимаются только приготовлением готовых блюд. Необходимые овощи для них чистят в овощном цехе, грязную кухонную посуду повара относят на мойку. Накрывают столы, режут хлеб и раскладывают фрукты – трапезники.

Личность повара, его внутреннее состояние, отношение к другим братьям играют ключевую роль во всем процессе. О своем отношении к этому непростому и ответственному послушанию рассказывает один из поваров послушник Игорь.

Игорь, давно ли ты в монастыре и как попал на братскую кухню?

Четвертый год. Долгое время я совмещал послушание истопника в «Игуменской» гостинице и помощника библиотекаря, потом был дояром на ферме, а после того, как возникли проблемы со здоровьем, меня вернули на Центральную усадьбу и назначили помощником повара. Несколько раз мне приходилось замещать повара, а через два месяца самому пришлось возглавить одну из смен.

Был ли у тебя до монастыря какой-нибудь опыт приготовления пищи?

Профессионального - нет. Мог что-то приготовить в «домашних» объемах, но не на сто-двести человек. Поэтому сначала самым трудным было рассчитать количество продуктов, необходимое для приготовления нужного количества порций. Но со временем «набил руку».

Каков режим послушания?

Заступаем на послушание с вечера: готовим ужин, какие-то блюда для завтрака, делаем заготовки для обеда. Время начала вечерней смены зависит от объема и сложности блюд. Поэтому вечером послушание начинается в интервале от трех до четырех часов. Последнее время мы почти все вторые блюда готовим на пару или запекаем в жаровом шкафу. Келарь стремится сделать питание братии максимально здоровым; мы почти ничего не жарим, масло используем преимущественно оливковое. А в этот чудо-шкаф вмещается ограниченное количество продуктов, так что времени на готовку уходит больше. Утренняя смена начинается с девяти. Трудность состоит в том, что редко кто из помощников надолго задерживается на кухне. Как правило, на это послушание ставят трудников из призывников. Только такой молодой брат, который и дома-то ничего не готовил, немного освоит нашу специфику, как срок его послушания в монастыре заканчивается, и надо учить следующего. Поэтому постоянно приходится за всем следить. Конечно, и среди призывников оказываются толковые ребята, которым очень нравится это послушание. Они быстро всему научаются, и я тогда могу во время приготовления обеда целенаправленно заниматься одним блюдом и наблюдать за общим процессом. Вечерняя смена заканчивается к ужину, если только не нужно разделывать рыбу на завтра (это еще час-два), дневная смена длится примерно до двух.

Какие периоды в году для кухни самые напряженные?

Самая напряженная работа тогда, когда используется полный набор ингредиентов - рыба, яйца, молочные продукты. А это бывает во время сплошных седмиц (Светлая седмица, масленица, от Рождества до Крещения). Напротив, легче всего во время Великого поста, особенно на первой неделе, когда готовится только обед, да и то начиная со среды.

Насколько жестко твоя деятельность регулируется келарем?

Большой свободы нет. Есть меню и рецептура. Повар не может придумывать и готовить новые блюда без благословения келаря. Рецептура передается как из уст в уста, так есть и записи. Некоторая доля свободы есть в выборе специй и соусов. Но в целом я должен приготовить именно то, что записано в меню и рецепте, то, что готовили и раньше до меня, то, что говорит келарь. Я не могу пойти против послушания. У каждого повара, конечно, есть свой почерк: крупно или мелко порезать овощи, сколько добавлять соли (я стараюсь класть поменьше), но это уже детали.

Не приходилось ли тебе готовить блюдо, которое лично тебе совсем не нравится?

– Я как-то не думал об этом. Мне важнее процесс. Бывают блюда более трудные для меня - это те, которые я раньше не готовил. И я всегда волнуюсь, когда берусь за блюдо в первый раз.

А для тебя важна реакция братьев?

– Конечно, важна. Ведь все делается с молитвой и любовью. Как брат поест, так он и послушаться будет. С каким настроением он уйдет из трапезной, с таким и проведет остаток дня. Поэтому стараешься приготовить и повкуснее, и побольше, братья ведь разные по комплекции и аппетиту.

Не приходилось ли тебе выступать с инициативой приготовить какое-нибудь новое блюдо?

– Случалось предлагать келарю что-то новое. Он выслушивает и принимает или не принимает мои предложения.

У тебя два сменных помощника. Как тебе удается добиваться от них того, чтобы они выполняли твои требования? Есть ведь взрослые и самостоятельные люди, которые считают, что за свою жизнь они уже научились "как картошку резать" и в дополнительных указаниях не нуждаются.

– Только терпением. Люди пришли сюда не работать, но молиться и научиться любить ближнего. На послушании я пример для них. До пятнадцати раз порой приходится говорить одно и то же, вплоть до того, что берешь за руку и говоришь: «Давай я покажу тебе, как надо резать». Вырезаешь для него образцы овощных заготовок. Если же брату совсем невмоготу, то просто поручаешь ему другое дело. Но резко общаться, повышать голос я не хочу. Может, это мое личное мнение, но с каким внутренним состоянием человек уйдет с послушания (обычно они здесь ненадолго), таким и будет его опыт общения людей в монастыре. Чем спокойней и терпеливее ты к человеку относишься, тем терпеливее он становится, научается не замечать какие-то человеческие недостатки и больше смотреть в себя и за собой. Еще очень важно завязать отношения внутри коллектива, и если что-то человеку не нравится категорически, не надо его заставлять. Лучше лишний раз отправить его помолиться, чем добиваться исполнения задания любой ценой. Мы не на производстве, не на работе, мы в монастыре, здесь главные задачи совершенно другие.

А бывало, что помощники подводили?

Всё и со всеми бывает. Особенно поначалу каждый новичок совершает множество ошибок, приходится постоянно смотреть, показывать и рассказывать. Если помощник сделал что-то не так, то приходится за него переделывать, доводить блюдо до «съедобного» состояния, чтобы не выбрасывать продукты. Мы ведь не профессионалы, и мы пришли сюда не учиться "резать овощи". Если помощник ошибается – начинаешь ему несколько раз показывать, спрашивать, понял ли он. Брат иной раз уже нервничает - да понял я, понял,- а потом опять совершает ту же ошибку. Послушание готовки очень ответственное. Хотя оно и не всем заметно. Ты это делаешь не для одного конкретного человека, а для всех. Чтобы всем понравилось. Не ожидаешь, конечно, похвалы, это не по-монастырски. Но очень хочется, чтобы всё всегда было на уровне.

Не было ли у тебя личных проблем с едой? Ведь ты можешь съесть, сколько угодно, выбрать себе лучший кусок. Ты ешь вместе с братией в трапезной или на кухне?

Лично себе ничего готовить без благословения келаря нельзя, ни мне, ни помощникам. Если нет времени, то можно поесть и на кухне, но только то, что приготовлено для всех. При этом лучшее ставится на стол, чтобы и выглядело красиво, и понравилось, чтобы было и аппетитно, и вкусно. Себе берешь остатки, некондицию. О лакомом кусочке для себя я не задумывался. Еда и есть еда.

А как быть, если у тебя просят поесть другие «работники» келарской службы: посудомойщики, молочники…

– Даешь без отказа, однако напоминаешь: берите, но есть общая трапеза. Обед в монастыре – продолжение богослужения. Мы все должны ходить на обед. У мойщиков и трапезников нет времени нормально поесть, поэтому им оставляешь. Я отказывать не могу. Тем, кого привлекли вкусные запахи - даю попробовать, но обязательно прошу пойти на братский обед.

Что на этом послушании тебе доставляет наибольшую радость?

– Когда братья выходят из трапезной и улыбаются. Мы, к сожалению, не лежим крестообразно при выходе из трапезной, как об этом пишут в патериках. Хотелось бы смотреть братьям в глаза: понравилось ли? Когда после трапезы братья довольны, то для меня это признак того, что послушание выполнено хорошо.

Что больше всего тяготит?

– Поначалу, когда я сам стал поваром, была постоянная неудовлетворенность собой: я это не умею, лучше бы мне делать то, что хорошо дается, и принести тем большую пользу монастырю. Когда ты приходишь на кухню и не знаешь элементарных вещей, поднимается внутренний ропот, желание пойти к духовнику с помыслом о смене послушания. Потом, помолившись, говоришь себе: «А кто должен это делать? Если я сегодня не приготовлю обед, то сто-двести человек останутся голодными». От таких мыслей становится очень неуютно. Ведь многие из братьев устали, несут физическую нагрузку… Поэтому больше всего гнетет ситуация неопределенности, боязнь из-за неопытности доставить неприятность братии. Сейчас келарь вводит новые рецепты блюд. Вот я смотрю меню на неделю и вижу новое блюдо. А как его готовить? Порой даже знакомые блюда могут не получиться из-за качества продуктов. Опять поднимается внутренний ропот на себя и волнение. Помолившись Богородице, берешь себя в руки и не расслабляешься. Послушание очень ответственное. Я сначала даже считал, что оно одно из самых тяжелых. Сейчас, конечно, полегче. А поначалу было очень тяжело и физически, и морально, приходилось постоянно быть в напряжении. Ведь помощники смотрят, как ты ведешь себя в стрессовых ситуациях. Нельзя грубо ответить, недружелюбно посмотреть. Все стараешься делать с шуткой, с улыбкой: «Не получилось – не переживай, получится в следующий раз, но запомни, что делать надо именно так, в такой пропорции». Когда все делаешь с молитвой и не даешь волю негативным эмоциям, всё в конце концов встает на свои места.

С учетом всех названных тобой сложностей, не возникало желания попроситься на другое послушание?

Надо относиться к этому как к послушанию, а не как к выбираемой по желанию работе.

Представь себе, что ты на этой кухне встретишь свою монашескую старость. Не грустно от таких мыслей?

Я как-то не думал об этом. Если ты ответственно относишься даже к нелюбимому делу, то со временем оно становится любимым. Есть ведь еще и рукоделие, поэтому не скучно и не грустно.

Валаамский монастырь

Монахиня Екатерина (Малкова-Панина)

«Большинство людей ищут счастья в земных благах и удовольствиях, но есть и такие люди, - правда, их очень немного, которые думают и говорят: «Да и все почитаю за тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобресть Христа» (Послание к филиппийцам Святого Апостола Павла,3,8).

К числу таких людей относилась монахиня Екатерина. Самоотверженно она служила людям, заботясь о спасении их душ, свои большие духовные дарования прикрывая юродством, и, в тайне от людей, работала для славы Божией.

Суть подвижничества - в словах блаженной монахини Екатерины* (Екатерины Васильевны Малковой­Паниной (15.05.1889, Свеаборг, Финляндия - 5.05.1968, кладбище Пюхтицкого Свято­Успенскго монастыря): «Умышленная глупость есть грех, потому что человек не пользуется даром Божиим, закопав свой талант в землю, как ленивый раб. Я отказалась от своего разума, разумеется, для славы Божией, покорив Ему всю свою волю... Когда я отдала свой ум Господу, у меня сердце стало широким­широким» («Русский Паломник», 1996. № 13). Не случайно блаженная старица Елена перед смертью 10 ноября 1947 года, прожив в обители около 60 лет, говорила сестрам: «После меня мать Екатерина остается», хотя в это время последняя жила, по благословению настоятельницы, в Таллине­Нымме.

Имеется множество свидетельств дара предвидения старицы Екатерины. Из воспоминаний монахини Пюхтицкого Успенского монастыря: «...Однажды пошли мы с матерью Екатериной из богадельни в игуменскую, при матушке Ангелине. К нам тогда приехал Владыка Сергий (Голубцов, 1906­1982, архиепископ Новгородский и Старорусский; автор многих богословских сочинений), архиепископ, и наш Владыка - теперешний Святейший Патриарх Алексий II, тогда еще епископ Таллинский и Эстонский, недавно назначенный на эту кафедру. Пока мы шли в игуменскую, мать Екатерина меня спрашивает: «К кому пойдем первому под благословение?». И опять повторяет: «К кому пойдем?... По званию и годам должны к Владыке Сергию сначала подойти, а по старшинству - надо к нашему!». Потом шепотом добавила: «Да, мы пойдем к Святейшему, к Святейшему пойдем!».

Екатерина Васильевна Малкова­Панина была принята в число послушниц Пюхтицкого монастыря 5 июля 1922 года, тридцати трех лет от роду. Она любила трудиться, исполняла послушания, но у нее все получалось необычно. Она часто ходила босая, даже зимой. Кожаного ничего не носила, говорила: «Надо подставлять свою кожу, а не чужую».

Нередко можно было наблюдать, как во время богослужения в храме ее хрупкая фигурка неслышными шагами, точно по воздуху, передвигалась между рядами молящихся: постоит около одной сестры, направится к другой.

«Когда я только что поступила в монастырь, - вспоминает сестра С., - было как­то на душе у меня большое переживание, хотелось быть одной и плакать. Но куда бы я ни старалась уединиться - около меня оказывалась мать Екатерина, я тогда еще ее не знала. Сначала я не обращала внимания на ее постоянно льющуюся (как бы про себя) речь, только всячески старалась спрятаться от нее, но не могла. Потом я невольно обратила внимание на то, что она говорила, ибо услыхала в ее словах напоминание о моей прошлой жизни. И поняла, что она знает все: и прошлое, и настоящее мое переживание, принимает во мне участие и сопереживает мне. С тех пор я прониклась к ней благодарностью и уважением».

Одну молодую послушницу она учила: «Живи просто. Старайся меньше осуждать. Причина осуждения - от невнимательной жизни». Она наставляла не быть гордой, а смиряться и смиряться. Говорила, что гордость - поглотитель всех добродетелей.

Иногда налагала на себя особый пост, объясняла это тем, что собирается умирать, и обычно это было к смерти кого­нибудь из сестер. Если же говорила, что постится, потому что готовится к постригу в мантию, - это значило, что должен состояться чей­то постриг.

По ночам она почти никогда не спала, молилась.

Игумения Пюхтицкого Свято-Успенского женского монастыря Варвара.

О приезжих богомольцах она говорила: «Странники Божии - к Матери Божией приехали!» Народ шел к матери Екатерине нескончаемым потоком. Многие приезжали в обитель специально, чтобы повидаться с ней. С каждым годом их число возрастало. На имя настоятельницы монастыря поступало много писем с вопросами к матери Екатерине и с просьбами помолиться. С приходящими к ней мать Екатерина вела себя по­разному: с одним говорила иносказательно, а кое с кем - и просто; с некоторыми подолгу беседовала, а других сразу же с гневом выпроваживала. Души людские были открыты ей. Приносимое ей почитателями тут же раздавала. Денег у себя не держала ни копейки, но раздавала с большим рассуждением.

Одна женщина была очень предана матери Екатерине, но жила далеко и ей редко удавалось приезжать в Пюхтицу. Однажды ее маленький сын упал с пятого этажа. Мальчик еще дышал, но ушибы были такие сильные, что врачи сказали, что вряд ли он выживет. Убитая горем мать стала кричать: «Мать Екатерина, помоги! Помоги, мать Екатерина!» - и мальчик не умер, а через месяц поправился совершенно, так что врачи дивились тому, как это могло произойти.

В начале 50­х годов служил в обители один иеромонах. Мать Екатерина носила цветной расшитый пояс, как у этого иеромонаха, и все не давала ему проходу: встанет во время службы напротив, «чудит», «бу­бу­бу» тараторит. Не понимали сестры, что это с ней происходит. А иеромонах этот вскоре уехал в мир и женился, сняв с себя сан.

За много лет вперед мать Екатерина знала, кто станет Святейшим Патриархом. И владыке Пимену, и владыке Алексию предсказала она Патриаршество.

Пюхтицкие сестры помнят скорбное время конца 1961 - начала 1962 гг., когда над обителью нависла угроза закрытия. Уже перестали звонить колокола: мать Екатерина взяла на себя подвиг. Перед началом Великого поста 1962 г. она ушла в затвор, пребывала в посте и молитве до Пасхи. Не только приезжие, но и сестры не видели ее. Гроза миновала.

Однажды в беседе с сестрой Е. мать Екатерина спросила: «Ты видишь, как святые идут в храм?» - «Нет», - «А я вижу. Они приходят раньше людей. Идут, идут, друг за другом:» И стала торопить сестру: «Иди, иди скорей в храм, пока служба не началась».

«Как­то зимой 1968 г. я зашла к матери Екатерине, - вспоминает монахиня Е. - Она меня спрашивает: «Кто у нас игуменья?» - «Матушка Варвара», - отвечаю. - «А игумен?» - «Не знаю». - «Как же ты не знаешь, кто игумен? Кто помогает матушке?» Молчу. «Бестолковая! Вот кто игумен!» - сказала она, указывая на портрет дорогого батюшки Иоанна Кронштадтского.

Из дневниковых записей духовника старицы: «Юродство Христа ради или умышленная глупость. Этот вопрос хорошо разъяснила мать Екатерина. «Глупость есть грех, - сказала она, потому что человек не пользуется даром Божиим, закопав свой талант в землю, как ленивый раб». А о себе она сказала: «Я отказалась от своего разума, разумеется, для славы Божией, покорив Ему всю свою волю. Принесла жизнь свою в дар Богу. А Бог дарует человеку благодатный дар высшего рассуждения и прозрения. Откровение же Божие получается через молитву». В заупокойном синодике митрополита Мануила (Лемешевского) над именем матери Екатерины было написано: «Из тех, кто не желал быть прославленными».

В апреле 1966 г. архиепископом Таллинским и Эстонским Алексием, ныне - Святейшим Патриархом, в Пюхтицком монастыре, келейно, в игуменских покоях был совершен постриг в мантию послушницы монастыря Екатерины Малковой­Паниной с оставлением прежнего имени.

Состояние ее здоровья было то похуже, то получше, но никому ни на что она не жаловалась, никто не знал, что у нее болит. В одном из последних писем матушка написала: «Как легко взять на себя подвиг и как трудно его докончить:» Один Господь знал ее страдания, внешне она ничем их не выражала.

Мать монахини Екатерины (Екатерина Константиновна) и отец (Василий Васильевич) похоронены на таллинском Александро­Невском кладбище.

Семья В.В.Малкова-Панина

(Семья генерал-лейтенанта Малкова-Панина
переехала в Таллин в 1919 году)

– Василий Васильевич Малков­Панин (25.07.1859), дворянин, генерал­лейтенант инженерной службы , похоронен 13.04.1948 на Александро­Невском кладбище в Таллине.

(Во время Второй мировой войны был в должности генерала для поручений при генерал­инспекторе по инженерной части, затем был переведен на должность главного руководителя работ 1­го района в тылу Северо­западного фронта. Генерал­лейтенант с 6.12.1916 («за отлично­усердную службу и труды, понесенные во время военных действий»). Последняя награда в качестве генерала императорской армии - орден Св.Владимира 2­ой степени (приказ от 14.02.1917). В Эстонской Республике проживал в Таллине, был одним из деятелей Русского национального союза. В ноябре 1935 года избирался казначеем союза. Подробнее о нем см. «Биографика 1. Русские деятели в Эстонии XX века». Тартуский университет. Национальный архив Эстонии. Тарту, 2005.)

Екатерина Константиновна Малкова­Панина (в дев. Печаткина), похоронена на Александро­Невском кладбище в Таллине 04.04.1944.

Ее отец: Константин Петрович Печаткин, купец 1 гильдии, мануфактур­советник , инженер­технолог.

В 1896 в Петербурге для содержания предприятий, оставленных им в наследство, было основано Товарищество Печаткина К.П . наследников. Учредители: вдова Варвара Александровна Печаткина, жена отставного гвардии­поручика Клавдия ЗКОНОПНИЦ­ГРАБОВСКАЯ, вдова старшего инженера­механика флота ОЛЬГА ФЕДОРОВА, жена военного инженера­полковника (впоследствии генерал­лейтенанта В.В.Малкова­Панина) ЕКАТЕРИНА МАЛКОВА - ПАНИНА, жена статского советника ЕВГЕНИЯ БАРСОВА, титулярный советник ПЕТР ПАНИН (сын ПЕЧАТКИНОЙ АННЫ КОНСТАНТИНОВНЫ, 1866­1892, дочери инженер­технолога мануфактур­советника КОНСТАНТИНА ПЕТРОВИЧА ПЕЧАТКИНА. Муж ПАНИН ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ 1860­1942. Умерла после рождения сына ВСЕВОЛОДА от воспаления легких) и его сын ВСЕВОЛОД ПЕТРОВИЧ ПАНИН.

ПЕЧАТКИН АЛЕКСАНДР ВЯЧЕСЛАВОВИЧ. В 1913 полный товарищ фирмы Товарищество «Печаткина В.П. наследники» в Петербурге, владевшего фабрикой по производству писчебумажных принадлежностей. Сын учредителя. Тем же статусом обладал брат НИКОЛАЙ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ.

Дети Василия Васильевича и Екатерины Константиновны Малковых­Паниных:

– Константин Васильевич Малков­Панин. Подпоручик, числился гв. Саперному батальону Лейб­гвардии Егерского полка. Погиб в составе ударного батальона гв. Егерского полка 28.06.1917 г. (по другим данным - 23 июня). Погребен в склепе церкви св. Мирония (?) в С.­Петербурге. (По материалам газеты «Новое время» 1914­1917 гг.).

Михаил Васильевич - брат­близнец Константина, умер от менингита в начале 1900 гг. в Гатчине.

– Георгий Васильевич Малков­Панин (род.1886, Петербург - 1969, гор.Рудник под Сызранью)

Его сын: Константин Георгиевич Малков­Панин (род. 4.11.1914, Петербург)

С 1933 по 1934 гг. служил брокером в лесной фирме отца (Эстония) и ездил в Англию по вопросам поставки материалов. Учился в Высшем технологическом институте г. Дармштадт (Германия), химический факультет. 22 июня 1941 года был арестован гестапо и после полуторагодового следствия приговорен к пожизненной каторге. В мае 1945 года был освобожден частями Красной Армии. С 1950 по 1979 гг. - начальник цеха на Сызранском сланцеперерабатывающем заводе. Почетный нефтехимик, Отличник Министерства нефтеперерабатывающей промышленности, награжден медалями. Имеет авторское свидетельство на новый генератор. Разрабатывал производство новых продуктов (пластификатор, сульфанол, моющие средства и др.).

Женат. Две дочери, внуки и правнуки.

Малкова­Панина Татьяна Константиновна . Таллин. (По восп.Байова) Общество «Капля молока» было создано в 1927 г. на основе ранее существовавшей благотворительной организации «Русские дети». Во главе общества много лет стояла Т. Н. Малкова­Панина. Общество ежедневно снабжало более двухсот детей молоком, помогало им обувью, одеждой, праздничными подарками. Средства для оказания помощи детям бедняков добывались с помощью благотворительных вечеров и благодаря поддержке из­за рубежа.

– Екатерина Васильевна Малкова­Панина (1889­5.05.1968, Таллин), монахиня Свято­Успенского женского монастыря, похоронена на монастырском кладбище в Пюхтицах.

– Василий Васильевич Малков­Панин (1894­1942).

– Наталья Васильевна (1998 - 1918, умерла от крупозного воспаления легких).

(Инженерные войска в боях за Советскую Родину. Цирлин А. Д., Бирюков П. И., Истомин В. П., Федосеев Е. Н. - М.: Воениздат, 1970.

Священный Синод постановил причислить к лику святых для местного почитания в Пюхтицком Успенском ставропигиальном женском монастыре монахиню Екатерину (Малков-Панину). Память блаженной Екатерины, Христа ради юродивой, положено совершать 22 апреля (5 мая).

Честные останки блаженной Екатерины, в случае их обретения, Синод постановил считать святыми мощами и воздавать им достодолжное почитание. Новопрославленной святой будут написаны иконы для поклонения, согласно определению VII Вселенского Собора.

Екатерина Малков-Панина родилась 15 мая 1889 года в Финляндии, в крепости Свеаборг, в семье военного инженера Василия Васильевича Малков-Панина. В семье было шестеро детей. С ранних лет будущая святая отличалась добротой и отзывчивостью, любила посещать святую обитель, находящуюся недалеко от их усадьбы.

До 1900 года семья проживала в Гельсингфорсе (Хельсинки), затем переехала в Гатчину. В начале ХХ века Екатерина училась на естественном факультете Бестужевских курсов, по окончании которых в 1912-1913 годах работала в Энтомологическом обществе. В 1914 году Екатерина поступила на курсы сестер милосердия и одновременно стала работать в бесплатных городских больницах, позже трудилась в тыловом госпитале, затем перевелась в летучий отряд Георгиевской общины: сестры милосердия этого отряда оказывали помощь раненным бойцам, которых выносили с поля боя.

После тяжелой болезни Екатерина устроилась работницей в село Беззаботное под Петербургом, а в 1919 году с родителями приехала в Эстонию.

5 июля 1922 года Екатерина была принята в число послушниц Пюхтицкого монастыря. С первых дней своей жизни в обители она стала вести себя по временам странно, юродствовала. Вскоре ее перевели в Гефсиманский скит, находившийся в тридцати километрах от монастыря.

В начале Отечественной войны Гефсиманский скит был ликвидирован, а его насельницы вернулись в монастырь. Екатерина в 1942 году была отпущена домой ухаживать за больными престарелыми родителями, которые жили в Таллине. В том же году она похоронила мать и осталась жить со своим отцом. В Таллине Екатерина посещала подворье Пюхтицкого монастыря и предсказала (почти за двадцать лет) его закрытие.

В 1947 году Екатерина похоронила своего отца и вернулась в монастырь, после чего начала открыто юродствовать.

Монахини вспоминали, что она иногда налагала на себя особый пост, объясняя это тем, что собирается умирать, и обычно это было к смерти кого-нибудь из сестер. Если же говорила, что постится, потому что готовится к постригу в мантию, - это значило, что должен состояться чей-то постриг.

Екатерину широко почитали в православном народе как имевшую дар прозорливости и исцеления. К ней стекались за советом и молитвой многочисленные паломники.

В апреле 1966 года архиепископом Таллинским и Эстонским Алексием келейно, в игуменских покоях Пюхтицкого монастыря, был совершен постриг в мантию послушницы монастыря Екатерины с оставлением прежнего имени.

Последние годы своей жизни старица редко выходила из дому, больше лежала. Если вставала и где-либо неожиданно появлялась, то это было большим событием и значило, что в этом доме должно произойти что-то значительное. По рассказам монахинь мать Екатерина постоянно пребывала в болезни, но внешне она ничем не выражала своих страданий. В одном из последних писем блаженная написала: «Как легко взять на себя подвиг и как трудно его докончить…».

5 мая 1968 года, на празднование Жен-мироносиц, мать Екатерина мирно отошла ко Господу.

Имеется много убедительных свидетельств о святости подвижницы и обильных благодатных дарах, проявлявшихся при ее жизни и после смерти в очевидных чудотворениях, в том числе исцелениях (некоторые из них подтверждены медицинскими документами).

Патриархия.ru

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века Глезеров Сергей Евгеньевич

Лето в имении

Лето в имении

Летний сезон для огромного большинства жителей Петербурга всегда связывался с выездом на дачу. А многие петербуржцы-дворяне отправлялись из душного и пыльного Петербурга в свои родовые имения, расположенные в Петербургской губернии. К концу XIX века нередко уже бывало так, что дачи состоятельных петербуржцев, представителей нового «среднего класса», своей роскошью и богатством оставляли далеко позади себя скромные старые усадьбы небогатых дворян. Тем не менее в этих усадьбах все хранило непередаваемое очарование старых времен. Порой они казались настоящей островками сельской идиллии…

Именно о такой летней жизни в дворянском имении под Петербургом рассказывает в своих воспоминаниях «На рубеже двух эпох» инженер Георгий Васильевич Малков-Панин. Его дедом был известный в России бумажный фабрикант, один из старейших инженеров-технологов страны, владелец Красносельской писчебумажной фабрики Константин Петрович Печаткин. Ему принадлежала мыза Владимирская в двадцати верстах от Гатчины, находившаяся также в двадцати верстах от Красносельской фабрики. Печаткин считал свое имение «топливным резервом» для фабрики – на случай войны в Европе.

«Дед с семьей всегда выезжал туда летом, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Там выросла и моя мать, и мои сестры». Впервые Георгий Малков-Панин оказался на мызе Владимирской в 1898 году, в возрасте двенадцати лет. К этому времени Константин Печаткин уже ушел из жизни. Поскольку сыновей у него не было, то наследниками его большого состояния и фабрики стали пять дочерей. Они образовали паевое «Печаткина К.П. наследников товарищество», которому принадлежали Красносельская и Царскосельская бумажные фабрики, а также Лукашевский завод в Царскосельском уезде Петербургской губернии.

А.С. Степанов. «Усадьба летом». 1882 год

«На мызе все оставалось так, как когда-то было заведено дедом, – делился Георгий Васильевич своими первыми впечатлениями от мызы Владимирской. – Начать с того, что ни лошадей, ни скота на мызе не было – имение было исключительно лесным. Дед, сберегая лес, его не рубил и засадил в строгом шахматном порядке большие пахоты "елочками", которые уже выросли. Старый лес был стройным и могучим».

Малковы-Панины обосновались на жительство в Гатчине, и дорога от дома до мызы пролегала по дворцовым имениям, в двух из которых помещалась царская охота. Непосредственно к мызе вела дорога от станции Елизаветино. «Дорога от станции до мызы была скверная: грязь, лужи, ухабы и глубокие колеи… В имении же все дороги были шоссированы благодаря деду, который сделал это за свой счет».

На мызе сохранялся старый помещичий дом. Кроме него на мызном дворе находились флигель управляющего, а также каретный сарай, конюшня и помещение для кучера и садовника. Был еще хлебный амбар для зерна и муки, погреб, который перед летом набивали льдом, и глубокий колодец с подъемным колесом. С другой стороны помещичьего дома имелся второй выход из застекленной веранды в небольшой парк, посередине которого располагался пруд с островом. Кроме упомянутых деревянных строений на мызе стояло еще несколько зданий, сложенных из гранитных валунов, – полузаброшенный круглый скотный двор и рига, где крестьяне сушили и обмолачивали свой хлеб. Со времен Печаткина рига использовалась для устройства театральных спектаклей, благодарными зрителями становились местные крестьяне.

С.Ю. Жуковский. «Осенний вечер». 1905 год

Все дела на мызе вел управляющий – старик Карл Иванович Гюпгер, удостоенный на 35-летний юбилей своей службы в имении наградой от Печаткина в виде золотых часов. Он был классическим примером хозяйственного, педантичного и аккуратного немца, мастера на все руки. В его флигеле помещалась мастерская со столярным и токарным станками и небольшой кузнечной печью.

В 1899 году мать Малкова-Панина стала полноправной владелицей мызы Владимирской. Будучи большой любительницей садовых и огородных дел, она пригласила на мызу ярославского огородника. «Огородники каждую весну приезжали на заработки в Петербург, а осенью возвращались к семьям на родину, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Это было их традиционное занятие, и в Петербурге они славились своим опытом и уменьем. Садовник Федор, красивый, с пышной бородой, с первого же года прижился и появлялся у нас почти двадцать лет каждую весну, принимаясь за оставленное с осени огородное хозяйство».

С.Ю. Жуковский. «Усадьба». 1899 год

Отец Малкова-Панина, генерал русской армии, член Государственного совета, видный специалист по крепостям, решил вдохнуть новую жизнь в усадьбу. Он сразу обратил внимание на то, что лес начинает приходить в запустение, заросли тиной пруды в парке, а также требуется капитальный ремонт построек на мызе. Строительными работами занималась артель гдовских плотников. Мыза похорошела, а старый помещичий дом значительно увеличился в размерах.

Семейная дачная жизнь здесь имела свои обычаи и традиции. В трех верстах от мызы Владимирской лежало село Вохоново, где располагался женский монастырь. По заведенной на мызе традиции, летом всегда ездили в этот монастырь – в церковь. Вохоново принадлежало помещице Н.А. Платоновой, чьи предки владели им еще со времен фаворита Екатерины II – графа Платона Зубова. «Эта престарелая девица, в молодости поражавшая мою мать своей амазонкой, белой верховой лошадью и борзою… была до невероятия чопорная, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – В 1917 году крестьяне Платонову расстреливали; она, правда, осталась жива, так как с испуга упала еще до выстрелов».

С.Ю. Жуковский. «Поэзия старого дворянского дома». 1912 год

Непременной традицией на мызе Владимирской было празднование 2 августа именин отца Георгия Малкова-Панина – военного инженера. Собиралось много гостей, которые останавливались в имении на несколько дней. Порой места не хватало, и гости спали во всех комнатах – на полу, на сене, и даже в бане.

«Ко 2 августа мы всегда готовили фейерверк, фонтаны, римские свечи, ракеты и бенгальский огонь, – вспоминал Георгий Васильевич. – Подправляли и клеили заново бумажные фонари. Всегда готовили аттракционы на тему дня. Когда шла война между бурами и англичанами (буры воевали в Африке за свою независимость, против английских колонизаторов, чем снискали себе сочувствие во многих странах, в том числе и в России. – С.Г.), мы устроили два транспаранта, освещенные свечами. На одном был бур, на другом – англичанин. В руках они держали римские свечи. Когда уже стемнело, мы поставили их в парке между прудом и балконом. Зажгли фонарики и бенгальский огонь. Парк был полон окрестных крестьян. Бур палил в англичанина, тот ему отвечал. Случайно транспарант с англичанином стал гореть и сгорел под громкие аплодисменты. Симпатии русских были на стороне буров».

Любимые занятия при дачной жизни на мызе – купание в пруду, походы в лес за ягодами и грибами. Места вокруг мызы были удивительно богаты ягодами, особенно земляникой, и грибами. В парке еще со времен Константина Печаткина существовала «кондитерская» – навес с большими столами и скамейками, где чистили летом ягоды, а осенью грибы. «Под осень, когда поспевали огурцы и появлялись грибы, на мызном дворе появлялся старик-староста Фома, который под руководством Карла Ивановича научился бондарничать, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Из подвалов вытаскивали бочки, бочонки, все это ремонтировалось, ставились новые днища, заменялись лопнувшие обручи. Вместе с Фомой я тоже стучал молотком по долоту, нагонял обручи, скоблил доски».

К более «взрослым» занятиям относилась охота. Осенью, когда поспевала рябина, окрестности мызы наполнялись стаями дроздов-рябинников. «Стрелять их разрешалось лишь осенью, – вспоминал Георгий Васильевич. – Нам купили две "берданки", которые были переделаны из старых военных ружей. Стоили они очень дешево и стреляли отлично».

На мызу Малковы-Панины выезжали не только летом, и на рождественские праздники. В парке устраивалась высокая гора для катания на санках. В сочельник отправлялись в Вохоновский монастырь…

Свои, заведенные издавна традиции имела и крестьянская жизнь в окрестностях мызы Владимирской. К примеру, еще со времен Константина Печаткина было заведено, что на покос травы на территории мызы выходило население обеих деревень, расположенных на границе имения, – Вытти и Лузики. Деревни были небольшие, по десять дворов каждая. (Деревня Выти обозначена и сегодня на карте Гатчинского района Ленинградской области.) Жили в них финны-ингерманландцы, их обычно, без всякого пренебрежения, звали «чухонцами». За косьбу жители этих деревень получали право пасти свое стадо на всей лесной территории мызы, а также собирать там валежник и хворост.

«Этими привилегиями крестьяне очень дорожили и на покос являлись как на праздник, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Праздником покос и заканчивался. На мызном дворе устанавливали большие столы и скамейки. Мужчины садились за один стол, женщины – за другой. Подавался обед. Управляющий с бутылью несколько раз обходил столы. После обеда шло чаепитие, детишки тоже получали угощение: орехи, пряники, леденцы и прочее. Потом бывали хороводы и пляски… Мы, дети, очень любили косьбу и всегда принимали в ней деятельное участие. У мальчиков были свои косы, у девочек – грабли».

Отношения владельцев мызы и окрестных крестьян складывались очень доброжелательно, что особенно ярко проявилось в годы первой русской революции (1905-1907 годов), когда по всей России прокатилась волна погромов помещичьих усадеб:начинался (снова повторим поэта) «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Мызу Владимирскую это обошло стороной. «Обострений у нас с крестьянами не было – их было мало, и были они достаточно зажиточны. Ни мой дед, ни отец их никогда не эксплуатировали, а, наоборот, всегда помогали. В нашем районе вообще крестьянских волнений никогда не бывало»…

Из книги 100 великих картин автора Ионина Надежда

НА ЖАТВЕ. ЛЕТО Алексей Венецианов Алексей Гаврилович Венецианов - академик, образовавший сам себя вне академии и почти самоучкой развивший в себе свои замечательные способности. Об этом же в 1839 году в письме к своему отцу из Италии писал Александр Иванов: «Талант

Из книги Природы краса автора Санжаровский Анатолий Никифорович

Лето Лето крестьянину мать и отец.Летний день год кормит.Лето – припасиха, зима – подбериха.Лето работает на зиму, а зима на лето.Не проси лета долгого, проси тёплого.Летом всякий кустик ночевать пустит.Кто летом в холодке стоит, тот зимой наплачется.Знать по цвету, что

Из книги Картины автора Бергман Ингмар

"К радости" - "Лето с Моникой" Биргер Мальмстен собрался навестить своего друга детства, художника, обосновавшегося в Кань-сюр-Мер. Я составил ему компанию, и мы нашли маленькую гостиничку в горах, высоко над гвоздичными плантациями, с широкой панорамой Средиземного моря.

Из книги Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века) автора Лотман Юрий Михайлович

Диванная в имении Богдановском Неизвестный художник. X.,

Из книги Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений автора Голенищев-Кутузов Илья Николаевич

«Я помню царственное лето…» Вячеславу Иванову Я помню царственное лето, Прохладу римской ночи, день В сияньи юга, в славе света, Нещедрых пиний сон и тень На Виа Аппиа. Казалось В библиотечной тишине, Что прошлое живет во мне, И с будущим оно сливалось В бессмертный

Из книги Обратная сторона Японии автора Куланов Александр Евгеньевич

Из книги Баллада о воспитании автора Амонашвили Шалва Александрович

Последний аккорд Лето улетело Думал, что моё деревенское лето нескончаемо: весь июнь, июль и август, 92 дня, разве этого мало!Но лето улетело. У меня нет больше времени писать. Пора браться за другие дела.Книга, - маленькая или большая, неважно, - тоже растёт, как дитя: была

Из книги Страна Дяди Сэма [Привет, Америка!] автора Брайсон Билл

Из книги Фёдор Достоевский. Одоление Демонов автора Сараскина Людмила Ивановна

Глава перва. Лето 1870–го: несколько черновых набросков на фоне готики IЗто была обычная ученическая тетрадь из восьмидесяти страниц размером в четверть листа («in 4°») - одна из трех, которыми он попеременно пользовался в то лето.Спустя годы А. Г. Достоевская пронумерует в

Из книги Школа гота автора Вентерс Джиллиан

Из книги Швеция и шведы. О чем молчат путеводители автора Стенвалль Катя

Времена года. Только елку убрали – скоро лето! Швеция – удивительная страна, и климат в ней тоже удивительный. На юге страны климат примерно как в Новгороде, на севере примерно как в Мурманске. От побережья Норвегии в Швецию доходит тепло от океанических течений, поэтому

Из книги Быт русского народа. Часть 5. Простонародные обряды автора Терещенко Александр Власьевич

Из книги Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии автора Бухарин Анатолий

Холодное лето пятьдесят третьего Незнакомка волновала. Стройная, свежая от легкого морозца, она неслышно прошла по комнате, села напротив меня и улыбнулась. Всем стало хорошо, разговоры оживились, посыпались новые остроты, шутки, ярче засверкало вино в бокалах.Я

Из книги Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии автора Кононенко Алексей Анатольевич

Из книги Чёрная кошка автора Говорухин Станислав Сергеевич

Из книги Швеция без вранья автора Стенвалль Катя

Времена года Только елку убрали – скоро лето! Швеция – удивительная страна, и климат в ней тоже удивительный. На юге страны климат примерно как в Новгороде, на севере примерно как в Мурманске. От побережья Норвегии в Швецию доходит тепло от океанических течений, поэтому