Биография. Фуко Мишель: биография и философия Ранние годы Фуко

Биография

Историчность

Понятие, предложенное Фуко в противоположность традиционному «историзму». Каждая эпоха имеет свою , которая сразу и неожиданно открывается в её начале и так же сразу и неожиданно закрывается в её конце. Новая эпоха ничем не обязана предыдущей и ничего не передаёт последующей, потому что историю характеризует радикальная прерывность.

Недискурсивные практики

Излюбленный термин комментаторов Фуко, но редко встречающийся у самого автора.

Эпистема

В своей книге Фуко на обширном документальном материале исследует социальные процессы и культурный контекст, в рамках которых происходило возникновение и становление , в частности формирование учреждений, явившихся непосредственными историческими предшественниками современных . Фуко подвергает анализу социальные представления, идеи, практики, институты, искусство и литературу, существовавшие в западной истории и имевшие отношение к формированию в ней понятия .

Фуко начинает свое описание с эпохи , обращая внимание на практику социального и физического изгнания , принятую в обществе того времени. Автор утверждает, что с постепенным исчезновением проказы безумие заняло эту нишу.

Начиная с эпохи Высокого Средневековья и до конца Крестовых походов количество проклятых селений - лепрозориев по всей Европе неуклонно росло. Согласно Матвею Парижскому, в христианском мире в целом их насчитывалось до 19 тысяч […]. На исходе Средних веков западный мир избавляется от проказы […]. Поначалу проказа передает эстафету венерическим болезням. В конце XV в. они, словно законные наследники, приходят на смену лепре […]. На самом деле истинными наследниками лепры выступают не они, а другой, весьма сложный феномен, который войдет в сферу медицинских интересов еще очень нескоро. Этот феномен - безумие. Однако для того, чтобы это новое наваждение заняло место проказы в ряду многовековых страхов и стало, подобно ей, вызывать по отношению к себе реакцию отторжения, исключения, очищения - ему, впрочем, очевидным образом родственную, - потребуется длительный, продолжающийся около двух столетий, латентный период .

Очевидным свидетельством отторжения являются «корабли безумия», на которых в открытое море отправляли сумасшедших в . В же веке имел место процесс, который Фуко называет «великим заключением» - на смену «кораблям безумия» приходят «дома умалишенных», то есть признаваемые душевнобольными граждане подвергаются заключению в специальных институционализированных учреждениях. Как поясняет Фуко, изоляция возникла как явление европейского масштаба, порождённое классической эпохой () и ставшее её характерной приметой:

Классическая эпоха изобрела изоляцию, подобно тому как Средневековье изобрело отлучение прокаженных; место, опустевшее с их исчезновением, было занято новыми для европейского мира персонажами - «изолированными» […]. Ибо изоляция оказалась явлением европейского масштаба […]. Огромные богадельни и смирительные дома - детища религии и общественного порядка, поддержки и наказания, милосердия и предусмотрительности властей - примета классической эпохи: подобно ей, они явление общеевропейское и возникают с ней почти одновременно .

Прежде чем изоляция приобрела тот медицинский смысл, какой мы придаем ей сейчас - или, во всяком случае, какой нам угодно ей приписывать, - она преследовала цели, весьма далекие от врачевания. Необходимость в ней была продиктована императивом обязательного труда. Там, где наша филантропическая душа жаждет увидеть знаки доброты и заботы о больных, на деле обнаруживается лишь одно - осуждение и обвинение праздных. Вернемся к самому началу «Заточения», к тому королевскому эдикту от 27 апреля 1656 г., которым был основан Общий госпиталь. Перед этим учреждением сразу ставилась задача препятствовать «нищенству и праздности как источнику всех и всяческих беспорядков» .

По словам Фуко, изоляция использовалась с двумя различными целями, которые были обусловлены социально-экономическими причинами, однако так и не были достигнуты:

Классическая эпоха использует изоляцию двояко, отводит ей двойную роль: с одной стороны, она должна способствовать уничтожению безработицы либо по крайней мере ее наиболее очевидных социальных последствий, а с другой - сдерживать цены, когда их рост становится угрожающим. Изоляция призвана воздействовать поочередно то на рынок рабочей силы, то на цену продукции. В действительности же смирительные дома, по-видимому, не дали ожидаемого результата. Поглощая безработных, они главным образом маскировали их нищету и позволяли избежать социальных и политических неудобств, причиняемых их волнениями; однако, распределяя их по принудительным мастерским, дома эти способствовали росту безработицы в прилегающих регионах или в соответствующих секторах экономики. Что же касается их влияния на цены, то оно не могло не быть искусственным, ибо рыночная цена произведенных в них продуктов никак не соотносилась с себестоимостью - если учитывать затраты на содержание пансионеров.

Неразумные подвергаются исключению от имени Разума, который берёт на себя полномочия по сохранению социального порядка.

Безумцами считались лица, понесшие поражение в своих гражданских правах. До XVIII века не проводилось более детального различения в области неразумия. Поэтому в число безумцев, или неразумных, включались преступники, тунеядцы, извращенцы, больные венерическими заболеваниями и, наконец, помешанные. Основанием для внутренней дифференциации в области неразумия стала практика исправительных работ.

В следующем столетии сумасшествие начинает рассматриваться как противоположность Разума. То есть медицинское знание оказывается способным сформулировать представление о безумии лишь к концу XVIII века. До этого времени не существовало никакого теоретического рассмотрения психических заболеваний. И, наконец, в безумие стало рассматриваться, как . Безумцы стали постепенно превращаться в больных.

Социальная практика изоляции неразумия лишает безумие присущего ему места в культуре. Фигура безумца исчезает с рынков и площадей. Важнейшим инструментом медицинской объективации безумия становится взгляд психиатра. Вторым важным фактором становится новый режим, применяемый теперь в лечебницах, в котором труд помешанных становится ведущим элементом. Авторитет врача укрепляется, и он уже начинает играть роль Отца для своих пациентов.

Фуко также утверждает, что безумие потеряло свою функцию определителя границ общественного порядка и указателя истины, будучи заглушенным Разумом. Автор изучает научные и «гуманные» подходы к лечению сумасшествия, в частности, и Самуэля Тьюка. В работе заявляется, что эти методы ничуть не в меньшей степени носят характер контроля, чем те, что использовались в предыдущие века. В «убежищах» Тьюка подвергались наказаниям до тех пор, пока не научались действовать «разумно». Также и подход Пинеля подразумевал широкое использование аверсионной терапии, включая такие приемы, как холодный душ и использование смирительной рубашки. По мнению Фуко, такие методы основываются на повторении актов насилия до тех пор, пока модели надзора и наказания не усваиваются пациентом.

Интерес Фуко к психиатрии не ограничивался рассмотрением её исторических и теоретических вопросов. Фуко принимал участие в конкретных действиях по преобразованию системы психиатрической помощи. В частности, в Фуко примкнул к группе итальянских психиатров, сделавших психиатрические больницы предметом критики и полемики, и написал статью для сборника «Беспорядки» с целью поддержать , столкнувшегося с итальянским правосудием .

«Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (1963)

Вторая крупная работа Фуко - «Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (Naissance de la clinique: une archéologie du regard médical , 1963), в которой прослеживалось появление клинической медицины в период Великой французской революции. Появление клиник коренным образом меняет подход врача к объекту лечения.

Язык медицинских трактатов в XVIII и в XIX веке различен. Медицинское мышление XVIII столетия было классификаторским и следовало за общей приверженностью естественных наук к Проекту Универсальной Таблицы, а методом медицинского теоретизирования была нозография. Центральным объектом являлась болезнь. Ей следовало дать имя и расположить в общей таблице, рядом с другими болезнями. Иными словами, классифицировать.

Болезнь абстрагировалась от самого индивида. Максимально приемлемой средой для её медицинского изучения была семья. К тому же, пребывание больного индивида в семейном кругу снимало с общества дополнительную нагрузку и необходимость заботиться о нём. Но со временем общество прониклось убеждением о необходимости самого широкого распространения медицинских знаний. Когда стало понятно, что классификаторскому образу мышления не справиться с феноменом эпидемических заболеваний, появилась необходимость в стиле мышления. Клиника становится областью научного знания, которое формируется на основе метода непосредственного наблюдения за болезнью. Объектом изучения оказывается больной, то есть тело, в котором присутствует болезнь. Благодаря проведению вскрытий, развивается патологическая . Тело рассматривается как состоящее не только из органов, но ещё и из тканей, в которых могут проявляться отклонения. Болезнь становится . Меняется и отношение к . Смерть - это уже не разложение живого организма, но это анализ, позволяющий узнавать о жизни. Отношение к последней тоже трансформировалось. Жизнь не является формой организма, в противоположность прежнему мнению. Это организм оказывается видимой формой жизни. Первые десятилетия XIX века становятся временем заката «медицины болезней» и рождением «медицины патологических реакций». Клиническая медицина приводит западную науку к новому объекту, а именно - к человеческому индивиду.

«Слова и вещи» (1966)

Название этой работы в оригинале - «Les Mots et les choses. Une archéologie des sciences humaines». (На английском языке работа была опубликована под названием «The Order of Things»). «Слова и вещи» - это одна из самых трудных и неоднозначных работ французского мыслителя. В процессе её написания у Фуко уже сложился план книги «Археология знания». Поэтому одновременно с основной задачей книги демонстрируется и сам археологический метод. Главной же задачей Фуко является рассмотрение того сдвига в истории западного знания, который вызвал к жизни современную форму мышления, являющуюся, в первую очередь, мышлением о . Эта область предшествует , и . Это эпистемологическое поле, эпистема, которая обладает историчностью. Исследовать эту область и способы её бытия - значит, исследовать некоторое историческое априори, обуславливающее историю идей, историю тех или иных форм эмпирического знания. Ставится вопрос о возникновении в западной культуре XIX века вполне конкретной формы мышления, которая характерна для гуманитарных наук. Археология наблюдает за «чистой практикой порядка» (упорядочивания вещей). Эта практика разворачивается в глубинном измерении знания. А знание, в определении Фуко, - это исторически подвижная система упорядочивания вещей через их соотнесение со словами.

Отдельно Фуко обозначает три эпистемы, три исторически различных конфигурации знания:

Ренессансная () - эпистема сходства и подобия , когда язык ещё не стал независимой системой знаков. Он словно бы рассеян среди природных вещей. Он смешивается и переплетается с ними.
Классическая ( -) - эпистема представления . Язык превращается в автономную систему знаков и почти совпадает с самим мышлением и знанием. в этой связи именно всеобщая грамматика языка даёт ключ к пониманию не только других наук, но и культуры в целом.
Современная (с начала ) - эпистема систем и организаций . Возникают новые науки, не имеющие ничего общего с ранее существовавшими. Язык оказывается обычным объектом познания. Он превращается в строгую систему формальных элементов, замыкается на самом себе, развёртывая уже свою собственную историю, становясь вместилищем традиций и склада мышления.

История является специфической областью знания, внешней для гуманитарных наук и более древней, чем они. В XIX веке история прекращает быть хроникой событий и деяний индивидов и превращается в изучение общих законов развития.

Человек - это недавнее изобретение западной культуры, это образ, созданный современным познанием, он не более чем некий разрыв в порядке вещей. Фуко выдвигает гипотезу, согласно которой образ человека в современном знании очерчивается тремя разновидностями эмпирических объектов: Жизнь, Труд и Язык. Таким образом, конечность человека определена и ограничена биологией его тела, экономическими механизмами труда и языковыми механизмами общения. Неустойчивость нынешнего образа человека вызвана тем, что неустойчивыми являются и образующие его позитивности - труд, жизнь и язык. Науки, изучающие человека, находятся в полной зависимости от наук, изучающих указанные три предмета. Формы познания, которые к ним обращаются, тоже обладают качеством неустойчивости. Перед человеческим познанием встают и более древние и постоянные проблемы, нежели человек. Очередной сдвиг в пространстве знания освободит культуру от известного нам образа человека.

«Археология знания» (1969)

«Археология знания» представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам «археологического периода». В этой книге и в последующих работах место понятия «эпистема» занимают уже «дискурс» и «дискурсивные практики». Анализ дискурсивных практик позволяет покончить с традиционным психологизмом, который присутствует в широко распространенных исследованиях текстов. Фуко ставит под вопрос и такие понятийные единства как «наука» и «философия», «литература» и «политика», а также «книга», «произведение», «автор». Целью «Археологии знания», по утверждению самого Фуко, является также желание описать отношения между высказываниями: описать высказывания в поле дискурса и те отношения, которые они могут устанавливать. Помимо этого - и, возможно, главным образом - книга призвана прояснить те вопросы, которые возникли при прочтении «Слов и вещей». Самый важный из которых - вопрос о том, как одна эпистема приходит на смену другой. Эта проблематика фиксируется в понятии «прерывность».

Прерывность является результатом самоописания, в процессе ей придаются всё новые спецификации. Это понятие парадоксальное, поскольку оно одновременно выступает и в роли инструмента анализа, и в роли объекта исследования.

По словам Фуко, классический исторический анализ всячески стремился избегать темы прерывности и строил образ непрерывной истории. В истории мы не находим достаточной непрерывности преданий, - напротив, мы наблюдаем смещения и трансформации. Фуко рассматривает понятие «архива», как системы формации и трансформации высказываний, определяющей их функционирование и сочетание. Архив содержит в себе закон функционирования высказываний («историческое априори») и ограниченное поле высказываний («позитивность»).

Историческим априори называется совокупность правил, характеризующих дискурсивную практику. Историческое априори - это совокупность условий, которые делают позитивность возможной на уровне реальности высказываний, а не на уровне истинности суждений.

Фуко критикует классический подход к истории. Он вводит понятия глобальной (собирающей все феномены вокруг единого центра) и тотальной (разворачивающейся в виде рассеивания) истории, чтобы показать различия между классической и современной исторической наукой. Самое главное различие между ними заключается в отношении к проблеме документа. Для классической истории документ - это умолкший язык. Для современной традиции документ - это некое пространство, которое открыто для освоения. Сам по себе документ уже не является свидетелем прошлого. Таковым раньше его делала история.

Между археологией знания и традиционной историей идей существует, как минимум, четыре различия.

В представлении о новизне.
В анализе противоречий.
В сравнительных описаниях.
В ориентации трансформаций.

Фуко видит назначение археологии знания в новом способе анализа дискурса.

Археология знания основывается на четырёх принципах.

Археология рассматривает дискурс не как документ, а как памятник; не как знак другой вещи, а как вещь в её собственном объёме.
Археология стремится определить дискурс в самой его специфичности и показать, в чём именно заключается игра правил, которые он использует.
Археология стремится к определению типов и правил дискурсивной практики, пронизывающих индивидуальные произведения. Она чужда инстанции создающего субъекта в качестве причины возникновения и бытия произведения.
Археология не обращена к истоку дискурса, она даёт систематическое описание дискурса-объекта.

«Надзирать и наказывать» (1975)

В оригинале эта работа называется «Surveiller et punir: Naissance de la prison». (На английском языке вышла под названием «Discipline and Punish: The Birth of the Prison»). Одной из основных идей данного произведения стала политических технологий западного общества при переходе от эпохи к современности. Ещё в середине XVIII века для власти была характерна чудовищная жестокость. Но уже в тридцатые годы XIX века, она стала более мягкой и гуманистичной. Если прежде преступников предавали публичным казням или подвергали пыткам, то позже их стали помещать под тщательный тюремный надзор, исключающий всякое насилие над телом. То есть изменилась сама социальная природа наказания. Сформировалось новое представление о субъекте преступления, сложилось рационально-расчётливое отношение к человеческому телу. Субъектом преступления перестаёт быть тело преступника, им становится его душа. Распространяется тезис о терпимости к подсудимому и о большей нетерпимости к преступлению. Для предотвращения преступлений предлагается распространять в сознании граждан представление о неотвратимости наказаний, рассматривается необходимость массовой профилактики преступлений.

С появлением сцены казни утратили свою зрелищность, но приобрели рационально-дидактический смысл. Утратив былую театральность, казни преступников должны были стать уроком для остальных граждан.

Главным и практически единственным наказанием за все уголовные преступления становится тюрьма. Она становится в один ряд с такими дисциплинирующими механизмами, как , и при этом соединяет в себе черты каждого из них. Тюрьма оказывается пространством принудительной нормализации индивидов. Одновременно с этим активно эксплуатируется модель монастырской дисциплины. Заводы, казармы, тюрьмы и работные дома функционируют подобно закрытому монастырю. Извлечение полезности достигается созданием огороженных пространств. С целью предупредить возможные протесты наряду с огораживанием применяется методика разгораживания. Каждому индивиду отводится его собственное место. Возникает практика экзаменаций, отчётов о проделанной работе и строгого следования временному .

Появляется такое понятие, как «паноптизм». Этот принцип наиболее очевидно был представлен в знаменитом проекте тюрьмы- . Паноптикум придает социальной реальности свойство прозрачности, но сама власть при этом становится невидимой.

«История сексуальности» (1976-1984)

Оригинальное название - «Histoire de la sexualité»

«Воля к знанию», том I ()

В указанном произведении Фуко решает показать, каким образом в западном обществе формируются особый исторический опыт сексуальности и субъект-носитель этого опыта. Кроме того, автор уделяет внимание анализу политических технологий на их глубинном, доинституциональном уровне. Таким образом, «Волю к знанию» можно назвать продолжением «Порядка дискурса», «Рождения тюрьмы» и курса лекций под общим названием «Ненормальные», прочитанных Фуко в в - учебном году. В данной работе французский мыслитель в законченном виде излагает свою «микрофизическую теорию власти». В его интерпретации власть оказывается некой диффузной материей, которая совпадает с областью человеческих отношений. Власть в современную эпоху стремится максимально сконцентрироваться вокруг живого человеческого тела и создать таким образом особый диспозитив сексуальности. Власть продуктивна, она сама создаёт сексуальность. Поэтому можно утверждать, что власть и сексуальность не противостоят друг другу. Главной функцией власти является нормализация общества. Совокупность о сложилась достаточно давно. Прежде она была представлена средневековыми практиками покаяния. Начиная с широко распространяются медицина и психиатрия. Следом увеличивается и количество дискурсов о сексе. Диспозитив сексуальности приходит на смену средневековому диспозитиву супружества. Местом, где и осуществляется эта смена, является буржуазная семья. Секс оказывается иллюзией, особым спекулятивным элементом, порождённым современным политическим диспозитивом сексуальности.

«Использование удовольствий», том II ()

По своему содержанию и характеру исследования второй том уже значительно отличается от предыдущей работы. Субъекту сексуальности предшествует субъект желающий. И второй том исследования Фуко посвящает именно ему. Он обращается к анализу практик, которыми руководствовались в античном обществе те, кто проблематизировал свое сексуальное поведение посредством этических размышлений. В античную эпоху существовал опыт отношения к собственному телу (диететика), отношения к супруге (), отношения к мальчикам (), отношения к истине (). Вводится понятие «ta aphrodisia», как античная идея сексуальности, которая была проблематизирована через практики себя. Эти практики приводили в действие критерии неких эстетик существования, посредством которых человек способен был строить свою жизнь, как произведение.

«Забота о себе», том III ()

В этом томе речь идёт о медицинской проблематизации сексуального поведения в античности. Главной целью этой проблематизации было определение режима пользования удовольствиями. По утверждению Фуко, античная эпоха уделяла гораздо более пристальное внимание диететике, и еда и питьё по важности превосходили секс. Режимы сексуальных удовольствий ещё не имели того значения, которое они приобрели в Западном мире. И только первые века нашей эры оказались отмечены усилением темы строгости во всех отраслях этики сексуальных удовольствий, а этическим идеалом окажется практика самоотречения.

Примечания

Публикации на русском

Статьи

Фуко, М. Жизнь: опыт и наука // . - 1993. - № 5. - С. 44-53.
Фуко M. Что такое Просвещение / Пер. с фр. Е. Никулина // Вопросы методологии. - 1995. - № 1-2.
Фуко М. Это не трубка. - М.: Художественный журнал, 1999
Фуко М. Ницше, генеалогия, история // Ступени. - 2000. - № 1 (11).
Фуко, М. Правительственность (идея государственного интереса и её генезис) / Пер. И. Окуневой // . - 2003. - № 4/5. - С. 4-22.
Фуко, М. Мысль о Внешнем // Современные стратегии культурологических исследований: Труды Ин-та европейских культур. Вып. 2. М.: РГГУ, 2008, с. 318-347

Книги

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977
Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр. В. П. Визгина и Н. С. Автономовой. СПб. А-cad. 1994 г. 408 с.
Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет Пер. с фр., сост., комм. и послесл. С.Табачниковой. М. Касталь 1996 г. 448 с.
Фуко М. Археология знания. - Киев: Ника-Центр, 1996.
Фуко М. Археология знания. Пер. с фр. М. Б. Раковой, А. Ю. Серебрянниковой; вступ. ст. А. С. Колесникова. - СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия»; Университетская книга (Серия «Au Pura. Французская коллекция», 2004.
Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. / Пер. с фр. С. Табачниковой под ред. А. Пузырея. - М.: Магистериум-Касталь, 1996.
Фуко М. История безумия в классическую эпоху/ Пер. с фр. И. Стаф под ред. В. Гайдамака. - СПб.: Университетская книга, 1997.
Фуко М. История безумия в классическую эпоху/ Пер. с фр. И. К. Стаф. - М.: АСТ МОСКВА, 2010. - 698, с. - (Philosophy).
Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998. 310 с.
Фуко М. Рождение клиники. М.: Академический проект (Психологические технологии), 2010. 256 с.
Фуко М. Забота о себе. История сексуальности. т.3 - Киев: Дух и Литера, 1998.
Фуко M. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / Пер. с фр. В. Наумова под ред. И. Борисовой. - M.: Ad Marginem, 1999.
Фуко М. Это не трубка. Пер. с франц. И.Кулик, М. 1999 г. 152 с.
Фуко М. Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970-1984: В 3 ч.: Ч. 1. / Пер. с фр. С. Ч. Офертаса под общ. ред. В. П. Визгина, Б. М. Скуратова. - М.: Праксис, 2002. - (Новая наука политики.) - 381 с ISBN 5-901574-23-0
Фуко М. Использование удовольствий. История сексуальности. Т. 2 / Пер. с фр. В. Каплуна. - [СПб.]: Академический проект, 2004. - 432 с ISBN 5-7331-0304-1
Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976 уч.г. СПб.: Наука, 2005 г. 312 с.
Фуко М. Ненормальные: Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1974-1975 учебном году. СПб. Наука 2005 г. 432 с.
Фуко М. Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970-1984: В 3 ч.: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 2 / Пер. с фр. И. Окуневой под общ. ред. Б. М. Скуратова. - М.: Праксис, 2005. - 318 с ISBN 5-901574-45-1
Фуко М. Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970-1984: В 3 ч.: Ч. 3 / Пер. с фр. Б. М. Скуратова под общ. ред. В. П. Большакова. - М.: Праксис, 2006. - 311 с.
Фуко М. Психиатрическая власть: Курс лекций, прочитанный в Коллеж де Франс в 1973-1974 уч. году / Пер. с фр. А. Шестакова. - СПб.: Наука, 2007. - 450 с.
Фуко М. Герменевтика субъекта. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1981-1982 уч. году / Пер. с фр. А. Г. Погоняйло.- СПб.: Наука, 2007. - 677 с.
Фуко М. Психическая болезнь и личность / Пер. с фр., предисл. и коммент. О. А. Власовой. Изд.2-е, стереотип. - СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2010. - 320 с.
Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1978-1979 уч. году / Пер. с фр. А. В. Дьяков.- СПб.: Наука, 2010. - 448 с.
Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1977-1978 уч. году / Пер. с фр. Ю. Ю. Быстрова, Н. В. Суслова, А. В. Шестакова.- СПб.: Наука, 2011. - 544 с.
Фуко М. Управление собой и другими. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1982-1983 уч. году / Пер. с фр. А. В. Дьяков.- СПб.: Наука, 2011. - 432 с.

О Фуко

Рыклин М. Сексуальность и власть: Антирепрессивная гипотеза Мишеля Фуко// Логос. - 1994. - № 5. - С. 197-206.
Визгин В. П. Онтологические предпосылки «генеалогической» истории Мишеля Фуко// Вопросы философии. - 1998. - № 1.
Бодрийяр Ж. Забыть Фуко/ Пер. с франц. Д. Калугина. СПб.: Издательство «Владимир Даль», 2000.
Делёз Ж. Фуко/ Пер. с фр. Семиной под ред. И. П. Ильина. - М.: Изд-во гуманит. лит-ры, 1998.
Дьяков А. В. Мишель Фуко и его время. СПб.: Алетейя, 2010. - 672 с. ISBN 978-5-91419-284-3
Дьяков А. В. Мишель Фуко: о «смерти человека», о свободе и о «конце философии»// Вестник истории и философии КГУ. Серия «Философия». - 2008.- № 2.- С. 45-53.
Михель Д. Мишель Фуко в стратегиях субъективации: от «Истории безумия» до «Заботы о себе». - Саратов, 1999.
Мишель Фуко и Россия: Сб. статей/ Под ред. О. Хархордина. - СПб.-М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Летний сад, 2001. - 349 с - (Европ. ун-т в Санкт-Петербурге. Тр. ф-та полит. наук и социологии; Вып. 1). ISBN 5-94381-032-3 Фурс, В. в О народном правосудии. Спор с маоистами .
Джеймс Миллер Будьте жестокими!
Di Vittorio P. Tra filosofia e antipsichiatria: i percorsi di Foucault e Basaglia (итал.) . Treccani.it (3-03-2009). - Ди Витторио П. Между философией и антипсихиатрией: Пути Фуко и Базальи. Архивировано из первоисточника 20 августа 2011. Проверено 10 июля 2010.

Фуко Мишель среди своих современников считается самым оригинальным и прогрессивным философом во Франции. Основное направление его работы - это исследование происхождения человека в историческом контексте, отношение общества к психически больным и самому понятию психической болезни.

Детство. Отрочество

Родился Мишель Фуко 15 октября 1926 года на юге страны в маленьком провинциальном городке. Семья его принадлежала к династии хирургов: его отец и оба деда владели этой профессией. Они ожидали, что старший внук и сын продолжит их дело и пойдет по медицинской стезе, но, несмотря на давление, мальчик отстоял свое право на самореализацию и частично перешел из медицины в метафизику. Еще одним исключением из правил стало двойственность его имени. В его семье существовала традиция - всем первенцам давать имя Поль, однако мать назвала сына Поль Мишель, и ребенок предпочитал, когда его назвали вторым именем. Поэтому во всех официальных документах он фигурирует как Поль, но общественности известен как Мишель Фуко. Биография его тоже довольно противоречива.

Будущий социолог, историк и философ учился в лучшей высшей школе Франции, но при этом не мог найти контакт со своими сокурсниками. Среднее же образование он получил в годы фашистской блокады Европы, и это значительно повлияло на него как на личность, изменило угол его зрения. Все, что происходило в то время, когда политика определяла судьбы людей, нельзя воспринимать исходя из сегодняшних морально-этических устоев общества. Люди думали иначе, их жизнь менялась быстро и не в лучшую сторону, поэтому находились сторонники радикальных мер.

Юность

После поступления в университет в 1946 году для двадцатилетнего Мишеля начинается новая жизнь. И она оказалась куда страшнее прежней. На всех учащихся ужасно давила ответственность относительно своего будущего, ведь выпускниками Высшей школы были такие выдающиеся люди, как Кангийем или Сартр, успевшие вписать свое имя золотыми буквами в историю. Чтобы повторить их путь или превзойти, необходимо было разительно отличаться от других.

В этом отношении Фуко Мишель добился пальмы первенства. Он умел потрясающе долго и упорно работать, учиться, отрабатывать навыки. Кроме того, его всесторонняя образованность, колкая ирония и сарказм не оставляли равнодушными соучеников, страдавших от его издевательств. В итоге однокурсники стали избегать его, считали его Такая напряженная обстановка привела к тому, что Мишель Фуко попытался лишить себя жизни через два года после поступления. Это событие впервые привело его в психиатрическую лечебницу Святой Анны. Положительные стороны у его поступка все-таки были, потому что ректор выделил нестабильному студенту отдельную комнату.

Наставники

Первым, благодаря кому философ Мишель Фуко смог состоятся в будущем, был Гюсдорф. Именно он организовал для своих студентов лекции по психиатрии, водил их в госпиталь Св. Анны для практических занятий. Следующим был Луи Аль-Тюссер, продолживший традицию своего предшественника относительно подготовки учащихся. Фуко Мишель, несмотря на свою репутацию, смог подружиться с ним на долгие годы.

Специалист

В 1948 году Сорбонна выдает писателю ученую степень по философии. Через год уже Парижский институт психологии вручает ему свой диплом, а через четыре года Фуко Мишель оканчивает это же учебное заведение, но специальность уже психопатология. Много времени у философа отнимает работа в госпитале Святой Анны. Он выезжает на медицинские освидетельствования в тюрьму, на дом к больным, изучает их жизнь и болезненное состояние. Благодаря такому отношению к пациентам, серьезному интеллектуальному труду выкристаллизовался современный Мишель Фуко. Биография кратко описывает этот период его жизни, потому что он сам не расположен распространяться о нем. Больница была одной из многих, действовавших тогда во Франции. Она не имела никаких существенных преимуществ или недостатков и производила довольно угнетающее впечатление, если смотреть на нее глазами современного врача.

Преподавание

Пять лет, с 1951 по 1955 годы, Фуко Мишель преподает в Высшей нормальной школе и, подражая своим наставникам, тоже водит студентов в госпиталь Святой Анны на экскурсии и лекции. Это был не самый насыщенный период в жизни философа. В это же время он начинает работу над своей книгой «История безумия», черпая вдохновение в марксизме и экзистенциализме - популярных философских течениях того времени. Желая повторить триумф Сартра и будучи выпускником того же учебного заведения, честолюбивый ученый изыскивал любые возможности, чтобы улучшить свое творение. Ему пришлось даже выучить немецкий язык для чтения работ Хайдеггера, Гуссерля и Ницше.

От Ницше и Гегеля - к Фуко

Годы спустя, когда отношение его к марксизму и экзистенциализму изменилось, уважение к работам Ницше осталось на всю жизнь. Его влияние просматривается в более поздних работах Фуко. Именно этот немецкий философ натолкнул его на мысль о генеалогии, то есть об изучении истории происхождения понятий, вещей, идей.

Еще одной гранью творчества Мишель Фуко обязан Гегелю. А точнее, своему учителю Ипполиту, который был ярым приверженцем гегельянства. Это настолько вдохновило будущего философа, что даже дипломная работа была посвящена разбору произведений Гегеля.

Марксизм

Мишель Фуко, биография и философия которого оказались тесно переплетены с политическими течениями Европы того времени, в 1950 году вступает в коммунистическую партию. Но разочарование в этих идеях пришло быстро, и уже через три года он покидает «красные» ряды. За свое недолгое пребывание в партии Фуко умудряется сплотить вокруг себя студентов Высшей нормальной школы и организовать своеобразный кружок по интересам. Двор института превратился в дискуссионный клуб, лидером которого был, конечно же, Мишель. Такая тяга к переменам, соответствующие настроения среди молодежи можно объяснить тем, что их детство и отрочество прошли во время Второй мировой войны, а юность - в процессе передела сфер влияния между СССР и Западной Европой. Они видели как героические, так и откровенно подлые поступки, и каждый из них представлял себя участником Сопротивления, в романтическом ореоле. Членство в коммунистической партии давало им возможность приблизиться к своим мечтам.

Особенности работы в партии, критический взгляд на окружающую действительность, резкое неприятие идеалов буржуазии отразились в работе Фуко. Но, как и всегда, несколько под другим углом, нежели от него ожидали. Больше всего его заинтересовали Но не очевидные примеры, а те, которые завуалированно присутствуют в обществе: родитель-ребенок, учитель-ученик, врач-пациент, осужденный-надсмотрщик. Более подробно философ осмысливал и описывал взаимоотношения между психиатром и психически больным человеком.

Странствия

Жизнь во Франции опротивела Мишелю Фуко, и он, спешно собрав чемоданы, уехал путешествовать. Первой его остановкой была Швеция, затем Польша и Австро-Венгрия. В этот период идет активная работа над «Историей безумия». Этому периоду его жизни присуща некоторая дромомания, как замечал сам Мишель Фуко («Биография»). Фото достопримечательностей разных стран и даже континентов открывают нам нового, потерянного философа. Он читал лекции в Бразилии, Японии, Канаде, США, Тунисе.

Семья

На склоне своей жизни этот талантливый человек нашел, наконец, место, где смог быть по-настоящему счастливым. Длительный поиск был обусловлен сложностью осознания и принятия европейским обществом того, как жил и работал Мишель Фуко. Личная жизнь его всегда была тайной, так как гомосексуализм в коммунистически настроенных странах откровенно не приветствовался. Но в Калифорнии, США дела обстояли не так плохо. Там существовала отдельная субкультура людей с нетрадиционной ориентацией, они боролись за свои права, выпускали газеты и журналы. Возможно, именно такой образ жизни и повлиял на быстрый уход Фуко из жизни. Осенью 1983 года философ последний раз посещает Соединенные Штаты, а летом 1984 года умирает от терминальной стадии ВИЧ-инфекции - СПИДа.

Послесловие

Изучение безумия как отчуждения человека от общества, его развития, отношения общества к душевнобольным, взаимодействия между врачом и пациентом убедили Фуко в мысли, что до него никто не занимался изучением этом проблемы изнутри человеческого сообщества. Его книга - это не история развития психиатрии, а, скорее, путь ее становления и принятия обществом как дисциплины.

Особенно его интересовал аспект влияния безумия на культуру того времени, в котором оно активно развивается. Он проводил параллели между исторической эпохой и основным, по мнению общества, проявлением помешательства, а потом находил отражение этого в литературе, поэзии, живописи того времени. Ведь люди искусства всегда были уверены, что душевнобольные знают какую-то тайну человеческого существования и могут считаться истиной в последней инстанции, но правда не всегда мила и приятна, поэтому «здоровых» людей необходимо отгораживать от откровений «больных».

, эпистемология , этика , политическая философия , социология

Оказавшие влияние Платон , киники , Кант , Гегель , Маркс , Ницше , Фрейд , Соссюр , Хайдеггер , Батай , Жорж Кангилем, Гастон Башляр , Жан Ипполит , Жорж Дюмезиль , Бланшо , Леви-Стросс , Альтюссер , Делёз , Пьер Адо Испытавшие влияние Делёз , Фредрик Джеймисон , Люс Иригарей , Эдвард Саид , Гайятри Спивак , Мишель Онфре , Агамбен , Джудит Батлер , Ричард Рорти , Хьюберт Дрейфус , Дидье Эрибон, Ян Хакинг , Ги Хокенгхейм, Жак Рансьер , Антонио Негри , Петер Слотердайк , Эрнесто Лакло , Шанталь Муфф , Пол Рабиноу

Энциклопедичный YouTube

1 / 5
В 1960-е годы Фуко разрабатывает концепцию европейской науки на основе «археологии знания», имеющей своим ядром «знание-язык». Все известные теории науки и культуры Фуко относит к «доксологии ».
Дискурсивные практики выполняют ту же функцию, что и эпистема .

Историчность

Понятие, предложенное Фуко в противоположность традиционному «историзму». Каждая эпоха имеет свою историю , которая сразу и неожиданно открывается в её начале и так же сразу и неожиданно закрывается в её конце. Новая эпоха ничем не обязана предыдущей и ничего не передаёт последующей, потому что историю характеризует радикальная прерывность.

Недискурсивные практики

Излюбленный термин комментаторов Фуко, но редко встречающийся у самого автора.

Эпистема

В своей книге Фуко на обширном документальном материале исследует социальные процессы и культурный контекст, в рамках которых происходило возникновение и становление психиатрии , в частности формирование учреждений, явившихся непосредственными историческими предшественниками современных психиатрических больниц . Фуко подвергает анализу социальные представления, идеи, практики, институты, искусство и литературу, существовавшие в западной истории и имевшие отношение к формированию в ней понятия безумия .
Фуко начинает своё описание с эпохи Средневековья , обращая внимание на практику социального и физического изгнания прокажённых , принятую в обществе того времени. Автор утверждает, что с постепенным исчезновением проказы безумие заняло эту нишу.
Начиная с эпохи Высокого Средневековья и до конца Крестовых походов количество проклятых селений - лепрозориев по всей Европе неуклонно росло. Согласно Матвею Парижскому , в христианском мире в целом их насчитывалось до 19 тысяч […]. На исходе Средних веков западный мир избавляется от проказы […]. Поначалу проказа передает эстафету венерическим болезням . В конце XV в. они, словно законные наследники, приходят на смену лепре […]. На самом деле истинными наследниками лепры выступают не они, а другой, весьма сложный феномен, который войдёт в сферу медицинских интересов ещё очень нескоро. Этот феномен - безумие. Однако для того, чтобы это новое наваждение заняло место проказы в ряду многовековых страхов и стало, подобно ей, вызывать по отношению к себе реакцию отторжения, исключения, очищения - ему, впрочем, очевидным образом родственную, - потребуется длительный, продолжающийся около двух столетий, латентный период .
Очевидным свидетельством отторжения являются «корабли безумия», на которых в открытое море отправляли сумасшедших в XV веке . В XVII же веке имел место процесс, который Фуко называет «великим заключением» - на смену «кораблям безумия» приходят «дома умалишённых», то есть признаваемые душевнобольными граждане подвергаются заключению в специальных институционализированных учреждениях. Фуко поясняет, что изоляция возникла как явление европейского масштаба, порождённое классической эпохой (Новым временем) и ставшее её характерной приметой:
Классическая эпоха изобрела изоляцию, подобно тому как Средневековье изобрело отлучение прокаженных; место, опустевшее с их исчезновением, было занято новыми для европейского мира персонажами - «изолированными» […]. Ибо изоляция оказалась явлением европейского масштаба […]. Огромные богадельни и смирительные дома - детища религии и общественного порядка, поддержки и наказания, милосердия и предусмотрительности властей - примета классической эпохи: подобно ей, они явление общеевропейское и возникают с ней почти одновременно .
Прежде чем изоляция приобрела тот медицинский смысл, какой мы придаем ей сейчас - или, во всяком случае, какой нам угодно ей приписывать, - она преследовала цели, весьма далекие от врачевания. Необходимость в ней была продиктована императивом обязательного труда. Там, где наша филантропическая душа жаждет увидеть знаки доброты и заботы о больных, на деле обнаруживается лишь одно - осуждение и обвинение праздных. Вернемся к самому началу «Заточения», к тому королевскому эдикту от 27 апреля 1656 г., которым был основан Общий госпиталь. Перед этим учреждением сразу ставилась задача препятствовать «нищенству и праздности как источнику всех и всяческих беспорядков» .
По словам Фуко, изоляция использовалась с двумя различными целями, которые были обусловлены социально-экономическими причинами, однако так и не были достигнуты:
Классическая эпоха использует изоляцию двояко, отводит ей двойную роль: с одной стороны, она должна способствовать уничтожению безработицы либо по крайней мере её наиболее очевидных социальных последствий, а с другой - сдерживать цены, когда их рост становится угрожающим. Изоляция призвана воздействовать поочередно то на рынок рабочей силы, то на цену продукции. В действительности же смирительные дома, по-видимому, не дали ожидаемого результата. Поглощая безработных, они главным образом маскировали их нищету и позволяли избежать социальных и политических неудобств, причиняемых их волнениями; однако, распределяя их по принудительным мастерским, дома эти способствовали росту безработицы в прилегающих регионах или в соответствующих секторах экономики. Что же касается их влияния на цены, то оно не могло не быть искусственным, ибо рыночная цена произведенных в них продуктов никак не соотносилась с себестоимостью - если учитывать затраты на содержание пансионеров .
Неразумные подвергаются исключению от имени Разума, который берёт на себя полномочия по сохранению социального порядка.
Безумцами считались лица, понесшие поражение в своих гражданских правах . До XVIII века не проводилось более детального различения в области неразумия. Поэтому в число безумцев, или неразумных, включались преступники, тунеядцы, извращенцы, больные венерическими заболеваниями и, наконец, помешанные. Основанием для внутренней дифференциации в области неразумия стала практика исправительных работ.
В следующем столетии сумасшествие начинает рассматриваться как противоположность Разума. То есть медицинское знание оказывается способным сформулировать представление о безумии лишь к концу XVIII века. До этого времени не существовало никакого теоретического рассмотрения психических заболеваний. И, наконец, в XIX веке безумие стало рассматриваться как психическое расстройство . Безумцы стали постепенно превращаться в больных.
Социальная практика изоляции неразумия лишает безумие присущего ему места в культуре. Фигура безумца исчезает с рынков и площадей. Важнейшим инструментом медицинской объективации безумия становится взгляд психиатра. Вторым важным фактором становится новый режим, применяемый теперь в лечебницах, в котором труд помешанных становится ведущим элементом. Авторитет врача укрепляется, и он уже начинает играть роль Отца для своих пациентов.
Фуко также утверждает, что безумие потеряло свою функцию определителя границ общественного порядка и указателя истины, будучи заглушённым Разумом. Автор изучает научные и «гуманные» подходы к лечению сумасшествия, в частности Филиппа Пинеля и Самуэля Тьюка. В работе Фуко заявляется, что эти методы ничуть не в меньшей степени носят характер контроля, чем те, которые использовались в предыдущие века. В «убежищах» Тьюка пациенты подвергались наказаниям до тех пор, пока не научались действовать «разумно». Подход Пинеля подразумевал широкое использование аверсионной терапии, включая такие приемы, как холодный душ и применение смирительной рубашки . По мнению Фуко, подобные методы основываются на повторении актов насилия до тех пор, пока модели надзора и наказания не усваиваются пациентом.
Интерес Фуко к психиатрии не ограничивался рассмотрением её исторических и теоретических вопросов. Фуко принимал участие в конкретных действиях по преобразованию системы психиатрической помощи. В частности, в 1971 году Фуко примкнул к группе итальянских психиатров, сделавших психиатрические больницы предметом критики и полемики, и написал статью для сборника «Беспорядки» с целью поддержать Франко Базалью , столкнувшегося с итальянским правосудием .

«Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (1963)

Вторая крупная работа Фуко - «Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (Naissance de la clinique: une archéologie du regard médical , 1963), в которой прослеживалось появление клинической медицины в период Великой французской революции . Появление клиник коренным образом меняет подход врача к объекту лечения.
Язык медицинских трактатов в XVIII и в XIX веке различен. Медицинское мышление XVIII столетия было классификаторским и следовало за общей приверженностью естественных наук к Проекту Универсальной Таблицы, а методом медицинского теоретизирования была нозография. Центральным объектом являлась болезнь. Ей следовало дать имя и расположить в общей таблице, рядом с другими болезнями. Иными словами, классифицировать.
Болезнь абстрагировалась от самого индивида. Максимально приемлемой средой для её медицинского изучения была семья. К тому же пребывание больного индивида в семейном кругу снимало с общества дополнительную нагрузку и необходимость заботиться о нём. Однако со временем общество прониклось убеждением о необходимости самого широкого распространения медицинских знаний. Когда стало понятно, что классификаторскому образу мышления не справиться с феноменом эпидемических заболеваний, появилась необходимость в статистическом стиле мышления.
Клиника становится областью научного знания, формирующегося на основе метода непосредственного наблюдения за болезнью. Объектом изучения оказывается больной, то есть тело, в котором присутствует болезнь. Благодаря проведению вскрытий развивается патологическая анатомия . Тело рассматривается как состоящее не только из органов, но ещё и из тканей , в которых могут проявляться отклонения. Болезнь становится патологией .
Меняется и отношение к смерти. Смерть - это уже не разложение живого организма, но анализ, позволяющий узнавать о жизни. Отношение к последней тоже трансформировалось. Жизнь не является формой организма, в противоположность прежнему мнению, но организм оказывается видимой формой жизни.
Первые десятилетия XIX века становятся временем заката «медицины болезней» и рождением «медицины патологических реакций». Клиническая медицина приводит западную науку к новому объекту, а именно - к человеческому индивиду.

«Слова и вещи» (1966)

Название этой работы в оригинале - «Les Mots et les choses. Une archéologie des sciences humaines» (на английском языке работа была опубликована под названием «The Order of Things»). «Слова и вещи» - это одна из самых трудных и неоднозначных работ французского мыслителя. В процессе её написания у Фуко уже сложился план книги «Археология знания». Поэтому одновременно с основной задачей книги демонстрируется и сам археологический метод.
Главной же задачей Фуко является рассмотрение того сдвига в истории западного знания, который вызвал к жизни современную форму мышления, являющуюся в первую очередь мышлением о человеке . Эта область предшествует словам, восприятиям и жестам . Это эпистемологическое поле, эпистема , которая обладает историчностью. Исследовать эту область и способы её бытия - означает исследовать некоторое историческое априори , обуславливающее историю идей, историю тех или иных форм эмпирического знания. Ставится вопрос о возникновении в западной культуре XIX века вполне конкретной формы мышления, которая характерна для гуманитарных наук.
Археология наблюдает за «чистой практикой порядка» (упорядочивания вещей). Эта практика разворачивается в глубинном измерении знания. А знание, в определении Фуко, - это исторически подвижная система упорядочивания вещей через их соотнесение со словами.
Отдельно Фуко обозначает три эпистемы, три исторически различных конфигурации знания:
1. Ренессансная (XVI век) - эпистема сходства и подобия , когда язык ещё не стал независимой системой знаков. Он словно бы рассеян среди природных вещей. Он смешивается и переплетается с ними.
2. Классическая (XVII -XVIII века) - эпистема представления . Язык превращается в автономную систему знаков и почти совпадает с самим мышлением и знанием. В этой связи именно всеобщая грамматика языка даёт ключ к пониманию не только других наук, но и культуры в целом.
3. Современная (с начала XIX века) - эпистема систем и организаций . Возникают новые науки, не имеющие ничего общего с ранее существовавшими. Язык оказывается обычным объектом познания. Он превращается в строгую систему формальных элементов, замыкается на самом себе, развёртывая уже свою собственную историю, становясь вместилищем традиций и склада мышления.
История является специфической областью знания, внешней для гуманитарных наук и более древней, чем они. В XIX веке история прекращает быть хроникой событий и деяний индивидов и превращается в изучение общих законов развития.
Человек - это недавнее изобретение западной культуры, это образ, созданный современным познанием, он не более чем некий разрыв в порядке вещей. Фуко выдвигает гипотезу, согласно которой образ человека в современном знании очерчивается тремя разновидностями эмпирических объектов: Жизнь, Труд и Язык. Таким образом, конечность человека определена и ограничена биологией его тела, экономическими механизмами труда и языковыми механизмами общения. Неустойчивость нынешнего образа человека вызвана тем, что неустойчивыми являются и образующие его позитивности - труд, жизнь и язык. Науки, изучающие человека, находятся в полной зависимости от наук, изучающих указанные три предмета. Формы познания, которые к ним обращаются, тоже обладают качеством неустойчивости. Перед человеческим познанием встают и более древние и постоянные проблемы, нежели человек. Очередной сдвиг в пространстве знания освободит культуру от известного нам образа человека.

«Археология знания» (1969)

«Археология знания» представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам «археологического периода». В этой книге и в последующих работах место понятия «эпистема» занимают уже «дискурс» и «дискурсивные практики». Анализ дискурсивных практик позволяет покончить с традиционным психологизмом, который присутствует в широко распространённых исследованиях текстов. Фуко ставит под вопрос и такие понятийные единства, как «наука» и «философия», «литература» и «политика», а также «книга», «произведение», «автор».
Целью «Археологии знания», по утверждению самого Фуко, является, кроме того, желание описать отношения между высказываниями: описать высказывания в поле дискурса и те отношения, которые они могут устанавливать. Помимо этого - и, возможно, главным образом - книга призвана прояснить те вопросы, которые возникли при прочтении «Слов и вещей». Самый важный из которых - вопрос о том, как одна эпистема приходит на смену другой. Эта проблематика фиксируется в понятии «прерывность».
Прерывность является результатом самоописания, в процессе ей придаются всё новые спецификации. Это понятие парадоксальное, поскольку оно одновременно выступает и в роли инструмента анализа, и в роли объекта исследования.
По словам Фуко, классический исторический анализ всячески стремился избегать темы прерывности и строил образ непрерывной истории. В истории мы не находим достаточной непрерывности преданий - напротив, мы наблюдаем смещения и трансформации. Фуко рассматривает понятие «архива» как системы формации и трансформации высказываний, определяющей их функционирование и сочетание. Архив содержит в себе закон функционирования высказываний («историческое априори») и ограниченное поле высказываний («позитивность»).
Историческим априори называется совокупность правил, характеризующих дискурсивную практику. Историческое априори - это совокупность условий, которые делают позитивность возможной на уровне реальности высказываний, а не на уровне истинности суждений.
Фуко критикует классический подход к истории. Он вводит понятия глобальной (собирающей все феномены вокруг единого центра) и тотальной (разворачивающейся в виде рассеивания) истории, чтобы показать различия между классической и современной исторической наукой. Самое главное различие между ними заключается в отношении к проблеме документа. Для классической истории документ - это умолкший язык. Для современной традиции документ - это некое пространство, которое открыто для освоения. Сам по себе документ уже не является свидетелем прошлого. Таковым раньше его делала история.
Между археологией знания и традиционной историей идей существует как минимум четыре различия:
1. В представлении о новизне.
2. В анализе противоречий.
3. В сравнительных описаниях.
4. В ориентации трансформаций.
Фуко видит назначение археологии знания в новом способе анализа дискурса.
Археология знания основывается на четырёх принципах.
1. Археология рассматривает дискурс не как документ, а как памятник; не как знак другой вещи, а как вещь в её собственном объёме.
2. Археология стремится определить дискурс в самой его специфичности и показать, в чём именно заключается игра правил, которые он использует.
3. Археология стремится к определению типов и правил дискурсивной практики, пронизывающих индивидуальные произведения. Она чужда инстанции создающего субъекта в качестве причины возникновения и бытия произведения.
4. Археология не обращена к истоку дискурса, она даёт систематическое описание дискурса-объекта.
«Надзирать и наказывать» (1975)

В оригинале эта работа называется «Surveiller et punir: Naissance de la prison» (на английском языке вышла под названием «Discipline and Punish: The Birth of the Prison»). Одной из основных идей данного произведения стала эволюция политических технологий западного общества при переходе от эпохи феодализма к современности.
Ещё в середине XVIII века для власти была характерна чудовищная жестокость, но уже в тридцатые годы XIX века она стала более мягкой и гуманистичной. Если прежде преступников предавали публичным казням или подвергали пыткам, то позже их стали помещать под тщательный тюремный надзор, исключающий всякое насилие над телом. Таким образом, изменилась сама социальная природа наказания. Сформировалось новое представление о субъекте преступления, сложилось рационально-расчётливое отношение к человеческому телу. Субъектом преступления перестаёт быть тело преступника, им становится его душа. Распространяется тезис о терпимости к подсудимому и о большей нетерпимости к преступлению. Для предотвращения преступлений предлагается распространять в сознании граждан представление о неотвратимости наказаний, рассматривается необходимость массовой профилактики преступлений.
С появлением гильотины сцены казни утратили свою зрелищность, но приобрели рационально-дидактический смысл. Утратив былую театральность, казни преступников должны были стать уроком для остальных граждан.
Главным и практически единственным наказанием за все уголовные преступления начинает быть тюрьма. Она становится в один ряд с такими дисциплинирующими механизмами, как больница, школа, мануфактура , казарма , и при этом соединяет в себе признаки каждого из них. Тюрьма оказывается пространством принудительной нормализации индивидов.
Одновременно с этим активно эксплуатируется модель монастырской дисциплины. Заводы, казармы, тюрьмы и работные дома функционируют подобно закрытому монастырю. Извлечение пользы достигается созданием огороженных пространств. С целью предупредить возможные протесты наряду с огораживанием применяется методика отгораживания. Каждому индивиду отводится его собственное место.
Возникает практика экзаменаций, отчётов о проделанной работе и строгого следования временному регламенту .
Появляется такое понятие, как «паноптизм». Этот принцип наиболее очевидно был представлен в знаменитом проекте тюрьмы-паноптикума Иеремии Бентама . Паноптикум придает социальной реальности свойство прозрачности, но сама власть при этом становится невидимой.
«История сексуальности» (1976-1984)

Оригинальное название - «Histoire de la sexualité»

«Воля к знанию», том I ()

В указанном произведении Фуко решает показать, каким образом в западном обществе формируются особый исторический опыт сексуальности и субъект - носитель этого опыта. Кроме того, автор уделяет внимание анализу политических технологий на их глубинном, доинституциональном уровне. Таким образом, «Волю к знанию» можно назвать продолжением «Порядка дискурса», «Рождения тюрьмы» и курса лекций под общим названием «Ненормальные», прочитанных Фуко в Коллеж де Франс в - учебном году.
В данной работе французский мыслитель в законченном виде излагает свою «микрофизическую теорию власти». В его интерпретации власть оказывается некоей диффузной материей, которая совпадает с областью человеческих отношений. Власть в современную эпоху стремится максимально сконцентрироваться вокруг живого человеческого тела и создать таким образом особый диспозитив сексуальности. Власть продуктивна, она сама создаёт сексуальность. Поэтому можно утверждать, что власть и сексуальность не противостоят друг другу. Главной функцией власти является нормализация общества.
Секс оказывается иллюзией, особым спекулятивным элементом, порождённым современным политическим диспозитивом сексуальности.

«Использование удовольствий», том II ()

По своему содержанию и характеру исследования второй том уже значительно отличается от предыдущей работы. Субъекту сексуальности предшествует субъект желающий, и второй том исследования Фуко посвящает именно ему. Он обращается к анализу практик, которыми руководствовались в античном обществе те, кто проблематизировал своё сексуальное поведение посредством этических размышлений.
В античную эпоху существовал опыт отношения к собственному телу (диететика), отношения к супруге (экономика), отношения к мальчикам (эротика), отношения к истине (философия).
Вводится понятие «ta aphrodisia» - как античная идея сексуальности, которая была проблематизирована через практики себя. Эти практики приводили в действие критерии неких эстетик существования, посредством которых человек способен был строить свою жизнь как произведение.

«Забота о себе», том III ()

В этом томе речь идёт о медицинской проблематизации сексуального поведения в античности. Главной целью этой проблематизации было определение режима пользования удовольствиями.
По утверждению Фуко, античная эпоха уделяла гораздо более пристальное внимание диететике, и еда и питьё по важности превосходили секс. Режимы сексуальных удовольствий ещё не имели того значения, которое они приобрели в западном мире . И только первые века нашей эры оказались отмечены усилением темы строгости во всех отраслях этики сексуальных удовольствий, а этическим идеалом становится практика самоотречения.

МИШЕЛЬ ФУКО

Французский философ, историк идей постструктуралистского направления. Считается самым видным и оригинальным современным мыслителем Франции. Его научные интересы сосредоточены на исследовании происхождения и истории наук о человеке. Основные произведения: «Безумство и безрассудство: история безумия в классический век» (1961), «История сексуальности» (1976), «Слова и вещи» (1966), «Надзор и наказание: рождение тюрьмы» (1975).
Поль Мишель Фуко родился 15 октября 1926 года в провинциальном городке Пуатье на юге Франции. Его отец, как и дед, был хирургом и профессором анатомии в медицинском институте. Мать Фуко была дочерью хирурга. Ожидалось, что и старший сын, Поль Мишель, станет медиком. Тот, однако, решил идти свои путем, и мать поддержала сына. Мишель нарушал семейную традицию не только в этом.
В семье Фуко принято было давать мальчику имя Поль. Полем Фуко был отец, Полем Фуко был дед. Полем должен был стать и сын, однако мать воспротивилась полному подчинению традициям, царящим в семье ее мужа. Поэтому мальчик был назван Полем, однако получил и второе имя - Мишель. Во всех документах, в школьных списках он именовался Поль. Сам же он именовал себя Мишелем и впоследствии признавался друзьям, что не хотел носить имя отца, которого, будучи подростком, ненавидел.
Мишель Фуко учился в гимназии своего родного города, которую окончил в 1943 году. На его школьные годы пришелся трагический период в истории Франции. Город был оккупирован фашистами в 1940 году. Фуко был слишком молод, чтобы отбывать введенную ими обязательную трудовую повинность, и поэтому мог продолжать учебу. Двое из его школьных учителей были расстреляны за участие в Сопротивлении. Вспоминая себя подростком, Фуко как-то заметил.
«Когда я пытаюсь вспомнить свои впечатления, меня поражает то, что почти все мои эмоциональные воспоминания связаны с политикой. Я помню, что почувствовал первый из своих больших страхов, когда канцлер Дольфус был убит нацистами, кажется, в 1934 году. Сейчас все это далеко от нас, но я отчетливо помню, как был тогда потрясен. Думаю, что это был мой первый истинный ужас, относящийся к смерти. Помню беженцев из Испании. Я думаю о мальчиках и девочках моего поколения, чье детство определялось этими историческими событиями Угроза войны была нашим горизонтом, нашей формой существования.

Потом война пришла Эти события, происходившие в мире, в гораздо большей степени, чем жизнь внутри семьи, составляют содержание нашей памяти Я говорю «нашей», потому что уверен, что тогда большинство мальчиков и девочек имели такой же опыт. Наша частная жизнь все время была под угрозой. Может быть, поэтому я заинтересовался историей и отношением между личным опытом и теми событиями, очевидцами которых мы становимся».
После окончания войны Мишель Фуко покидает свой родной город и отправляется в Париж, чтобы готовиться к поступлению в Высшую нормальную школу («Эколь Нормаль»), одно из наиболее престижных высших учебных заведений Франции.
В 1946 году ему удается пройти по конкурсу. Поступление в Высшую нормальную школу стало началом новой жизни для Мишеля Фуко, и оказалось, что он переносит ее с трудом. Своеобразие атмосферы школы заключалось в том, что в стенах столь престижного учебного заведения, выпускниками которого были многие известные философы, властвовавшие над умами французских интеллектуалов той эпохи (например, Арон, Кангийем, Сартр), молодые студенты несли психологический груз неизбежного сравнения себя с известными выпускниками прошлых лет.
Царила атмосфера соперничества, интеллектуальных притязаний, стремления выделиться. Неудивительно, что многие студенты этого выдающегося учебного заведения, и Фуко в их числе, сохранили не самые лучшие воспоминания о своей «альма матер». По свидетельству одного из них, «в Эколь все показывали себя с худшей стороны».
Другой вспоминал «У каждого был свой невроз». Даже в этой атмосфере Фуко выделялся: и своей поразительной работоспособностью, и эрудицией, и злой ироничностью, с какой он высмеивал своих соучеников, придумывал им обидные прозвища и т. п., и постоянными задиристыми спорами. Вскоре он оказался окруженным почти всеобщей нелюбовью и заслужил репутацию свихнувшегося. Он замкнулся.
Проблема отношений с соучениками осложнялась и тем, что по традиции Высшей нормальной школы он жил в общежитии, в одной комнате с пятью другими студентами. Но к такому коллективному существованию этот одинокий, замкнутый, конфликтный юноша был совершенно не приспособлен. Жизнь превратилась в сплошное мучение.
В 1948 году он предпринял попытку самоубийства. После этого отец отвел его в госпиталь Св. Анны на прием к одному из известнейших тогда психиатров. Таким был первый контакт Фуко с психиатрическими институтами. Этот эпизод его жизни дал ему то преимущество, что он получил право на отдельную комнату.
Говоря о психической нестабильности и психологическом срыве молодого Фуко, нельзя обойти тему гомосексуальности, которую, впрочем, Фуко и сам иногда затрагивал в своих многочисленных интервью. В молодости он переживал свою гомосексуальность весьма тяжело. О том, что это позорно, говорило общественное мнение. В Высшей нормальной школе Фуко серьезно занимался психологией и психиатрией. Репетитором там был Жорж Гюсдорф, впоследствии известный своими работами по истории науки и истории западной мысли.
В то время он еще ничего не опубликовал, зато живо интересовался психологией. Он и организовал для своих учеников вводный курс психопатологии, включавший демонстрацию больных в госпитале Св. Анны и лекции выдающихся психиатров, например Жака Лакана.
Гюсдорфа сменил на посту репетитора Луи Альтюссер, впоследствии известный философ-марксист Он продолжил традицию организации для своих учеников лекций выдающихся психиатров и посещений госпиталя Св. Анны. С тех пор на много лет установилась дружеская связь между Фуко и Альтюссером.
В 1948 году в Сорбонне Фуко получил степень лиценциата по философии, в следующем году - такую же степень по психологии и одновременно диплом Парижского института психологии.
В 1952 году тот же институт выдал ему диплом по психопатологии. Он близко общался со швейцарскими психиатрами экзистенциалистской ориентации, работал психологом в госпитале Св. Анны. В связи с этой деятельностью он впервые переступил порог тюрьмы, принимая участие в обследовании больных заключенных.
В 1982 году в одном из интервью Фуко отвечал на вопрос, оставил ли у него госпиталь Св. Анны ужасное впечатление. «О нет, - сказал тогда Фуко - Это большой и совершенно типичный госпиталь, и я должен вам сказать, что он лучше, чем большинство крупных провинциальных госпиталей, которые я посещал впоследствии. Нет, в нем не было ничего ужасного. В этом-то все и дело. Если бы я проводил всю эту работу в маленьком провинциальном госпитале, я бы думал, что все эти изъяны вытекают из его географического положения и специфических проблем».
Когда в 1951–1955 годах Фуко сам преподавал психологию в университете города Лилля и в Высшей нормальной школе, он также водил слушателей своих лекций в госпиталь Св. Анны на демонстрацию больных. В то время, когда Фуко был студентом, и позднее, когда он работал над текстом «Истории безумия», в философском пейзаже Франции доминировали экзистенциализм и феноменология, а также марксизм. Самой влиятельной фигурой французской философии был Ж.-П. Сартр И экзистенциализм, и марксизм, каждый на свой лад, рассматривали отчуждение в связи с сущностью человека. Фуко в молодости отдал дань увлечению как первым, так и вторым. Одно время он находился под очень глубоким впечатлением от учения М. Хайдеггера. Он даже выучил немецкий язык, чтобы изучать его работы, а также и труды Э. Гуссерля.
Интересно, что именно чтение Хайдеггера привело Фуко к Ницше. В дальнейшем отношение Фуко к экзистенциализму и к феноменологии изменилось, но глубочайшее почтение к Ницше осталось на всю жизнь. Влияние идей Ницше на его творчество оказалось довольно своеобразным. Оно было опосредовано и философским климатом, в котором формировался Фуко, и его духовными поисками. Прежде всего, Фуко увидел у Ницше идею генеалогии. В известной работе «К генеалогии морали» Ницше ставит своей целью исследовать происхождение морального сознания. Для большинства читателей главным содержанием этой работы Ницше является утверждение о происхождении морали из духа злобности и зависти. Но для Фуко главным ее содержанием стала сама идея генеалогии.
Связь своих исследований с генеалогическим подходом Ницше неоднократно подчеркивалась самим Фуко. Впрочем, в его исследованиях можно увидеть еще и другое влияние - гегельянство. Фуко в молодости очень почитал своего учителя Жана Ипполита, виднейшего французского гегельянца. Недаром Фуко писал диплом по «Феноменологии духа» Гегеля.
Фуко прочитал работу Ницше как открывающую перспективу исследований генезиса «человека», о котором говорят экзистенциализм и марксизм, которого подразумевает феноменология. Фактически речь будет идти о генезисе современного европейского человека.
Впрочем, генеалогию темы власти в творчестве Фуко нельзя сводить исключительно к влиянию Ницше, упуская из виду то влияние, которое оказал на него марксизм. Фуко не только изучал в студенческие годы Маркса, но и вступил в 1950 году во Французскую коммунистическую партию. Он вышел из нее, разочаровавшись в этой партии, спустя несколько месяцев после смерти Сталина. Так что его пребывание в рядах французских коммунистов не было долгим.
Надо, правда, учесть, что он пытался вступить в партию еще в 1947 году, но его тогда не приняли. Дело в том, что тогда он готов был бороться за переустройство буржуазного общества в любой партячейке Парижа, кроме своей студенческой.
Вступив в конце концов в ФКП, Фуко стал фактическим лидером целого кружка более молодых студентов Нормальной школы, тоже вступивших в компартию. Это было время необычайной политизации молодежи. (Впрочем, Фуко оставался до мозга костей политизированным всю свою жизнь). Коридоры и дворик Нормальной школы превратились в арену непрерывных политических дискуссий, в которых заметную роль играл задиристый Мишель Фуко. Умонастроения молодых людей той поры можно в какой-то мере объяснить тем, что они взрослели после войны. Подростками они видели перед собой и героизм, и подлую трусость взрослых. Большинство из них испытывали некоторый комплекс неполноценности из-за того, что по возрасту не могли принимать участие в Сопротивлении.
В то же время ФКП в послевоенные годы всячески подчеркивала свою роль в Сопротивлении. Среди студенческой молодежи очень многие не могли простить обществу, в которое им предстояло вступить, заигрывания с фашизмом и капитуляцию перед ним; им претила перспектива профессиональной карьеры буржуазного типа. Это вызывало реакцию тотального отвержения окружающего общества. В те годы почти каждый пятый студент Нормальной школы был членом компартии.
Изучение работ К. Маркса, опыт столкновения с авторитаризмом и догматизмом в работе партячейки, «дело Лысенко» и его активное обсуждение в среде французских интеллектуалов - все это также привлекало внимание Фуко к роли властных отношений в формировании различных типов знания. Привлекало внимание, однако преломилось в творчестве зрелого Фуко вполне оригинальным образом. Его исследования концентрируются на тех властных отношениях, которые игнорирует классический марксизм: например, на отношениях между врачом и пациентом, учителем и учеником, родителями и детьми, администрацией тюрьмы и заключенными.
Важное место среди властных отношений такого типа занимают и отношения между психиатром и психически больным или между психоаналитиком и его пациентом. Фуко на протяжении всей своей творческой эволюции осмысливал эти отношения. Следующий период жизни Фуко можно было бы назвать годами странствий. В эти годы он ощущал себя вечным скитальцем. Он находил атмосферу французской жизни непереносимой для себя и немало лет провел за границей: работал во французских культурных представительствах в городах Уппсала (Швеция), в Варшаве, Гамбурге. Именно в эти годы и в этих городах Фуко писал «Историю безумия». В 1966–1968 годах он преподавал в Тунисе, читая там курс «Человек в западной мысли»; неоднократно бывал с лекциями в Бразилии, Японии, Канаде, США.
Что же касается счастья… Любой человек надеется на счастье и ищет его. В последние годы своей жизни Фуко нашел для себя счастливый край: США, особенно Калифорния. Там гомосексуалисты держались уверенно, были организованы, решительно отстаивали свои права, издавали свои журналы, создавали собственную субкультуру. Последняя поездка Фуко в США состоялась осенью 1983 года. А зимой он, по свидетельству одного из близких друзей, уже сознавал, что болен СПИДом. Фуко умер 25 июня 1984 года.
Возвращаясь к годам, которые предшествовали появлению «Истории безумия», надо отметить, что тогда многие французские философы проявляли интерес к психиатрии. Так, Жан Ипполит, наиболее яркий представитель гегельянства во Франции и любимый учитель Фуко, говорил в 1955 году: «Я придерживаюсь идеи, что изучение безумия - отчуждения в глубоком смысле этого слова - находится в центре антропологии, в центре изучения человека. Сумасшедший дом есть приют для тех, кто не может больше жить в нашей бесчеловечной среде».
Эти слова ярко обрисовывают круг идей, от которого отталкивался в своей книге Мишель Фуко. Как-то, разъясняя ее основную мысль, он писал: «Мой замысел не в том, чтобы написать историю развития науки психиатрии. Это скорее история социального, морального и ассоциативного контекста, в котором развивалась эта наука. Ибо мне кажется, что до XIX века, если не сказать - до наших дней, не было объективного знания безумия, а была всего лишь формулировка в терминах, аналогичных научным, определенного (морального, социального) опыта неразумия».
В высказывании Ипполита интересно убеждение в глубокой связи безумия и сущности человека вообще: эта связь выражается в том, что безумие есть крайнее проявление отчуждения, а отчуждение вообще принадлежит сущности человека.
Такова в общих чертах картина разнообразных впечатлений, переживаний, интеллектуальных традиций и политических споров, в которых постепенно складывался неповторимый проект Фуко, ставший делом всей его жизни: исследование генезиса современного европейского человека. Первым шагом на пути реализации этого проекта и явилась книга «История безумия».
В этой книге изощренный анализ Фуко направлен на то, чтобы показать, как постепенно формируется опыт психической болезни, играющий столь заметную роль в современном искусстве и философии. Современная культура часто обращается к опыту психической болезни, ища в ней, как в некоем объективном факте, разгадку тайны собственной сущности. Фуко же показывает, что начиная с XIX века современная культура непреднамеренно, неосознанно создавала такой образ психической болезни, в который можно вглядываться, ища разгадки собственной сущности, ибо психическая болезнь понимается как проявление этой скрытой сущности. Данный образ лежит в основе представлений о психической болезни в искусстве, философии, а также, как стремится показать Фуко, в основе проблем и концепций собственно психиатрии.
Фуко показывает историчность этого опыта, обрисовывая его глубокие отличия от представлений XVII–XVIII веков. Только подобное сравнение может заставить нас осознать, сколь не самоочевиден этот опыт. Фуко на основании обильного исторического материала показывает, что для людей XVI–XVII веков фактически не существовало эквивалента современного понятия психически больного. Существовало общее представление о неразумии, объединяющее все виды отклоняющегося поведения: бродяжничество, попрошайничество, венерические заболевания, колдовство, занятия алхимией и т. д. «Психически больной» как определенная культурная реальность действительно есть продукт новейшего времени.
Эти темы получили дальнейшее развитие в последующих работах Фуко, прежде всего в книге «Надзирать и карать: рождение тюрьмы» (1975) и в первом томе «Истории сексуальности», имеющем название «Воля к знанию». В этих трудах Фуко продолжает исследование генезиса современного человека. Его труд выливается в конце концов в грандиозную концепцию формирования современного общества, которое складывается в XIX веке как наследник эпохи Просвещения и буржуазных революций. Он показывает, что это общество отличается особой, ранее небывалой системой власти - «власть над живым как биологическим видом (bio-pouvoir)». Такая власть функционирует как постоянно действующий и стремящийся к максимальной эффективности механизм всеобъемлющего контроля.
Новые технологии власти создавались постепенно и непреднамеренно сразу в разных сферах общественной жизни. Одной из важнейших технологий власти была «дисциплинарная власть», или дисциплина, понятие о которой Фуко подробно развивает к книге «Надзирать и карать: рождение тюрьмы».
На этом понятии, являющемся итогом всего цикла исследований Фуко, следует остановиться подробнее. Оно анализируется в заключительных разделах «Воли к знанию». Фуко напоминает прежде всего, что в течение долгих веков, предшествующих эпохе Просвещения и буржуазных революций, отличительной чертой права суверена было право на жизнь и смерть его подданных. Точнее, это было право на то, чтобы умертвить или оставить жить. Так, суверен мог лишить подданного жизни, если тот выйдет из повиновения и осмелится угрожать жизни суверена.
Право суверена означало в сущности право взять у подданного все что угодно: имущество, время, тело и, наконец, самую его жизнь. Но в классическую эпоху Запад пережил глубокую трансформацию подобных механизмов власти. Отбирание у подданных того, что им принадлежит, перестало быть главной формой осуществления власти. Зато сформировалось большое количество других форм: побуждение, поддержка, контроль, надзор, управление и организация. Право отобрать у подданного жизнь сменилось разнообразными формами управления его жизнью и жизнью социального тела вообще.
Если раньше право на смерть подданного защищало жизнь суверена, то теперь оно стало оборотной стороной права социального тела на защиту своей жизни, ее поддержку и развитие. Фуко обращает внимание на то, что никогда ранее войны не были такими кровавыми, как с начала с XIX века, и даже с учетом всех пропорций никогда прежде никакие режимы не устраивали подобных истреблений собственного населения. Но это чудовищное право на смерть выступает теперь как дополнение власти, которая осуществляет положительное управление жизнью, распоряжается ею, усиливает и умножает, контролируя и регулируя ее. Военный принцип: убить, чтобы выжить, - становится принципом отношений между государствами. Но при этом, как подчеркивает Фуко, речь идет о жизни не в юридическом, а в биологическом смысле: власть теперь располагается на уровне жизни, биологического вида, расы и популяции. Оборотной стороной этого оказывается то, что геноцид, то есть истребление чужой популяции ради сохранения своей, становится мечтой многих правительств Нового времени.
В XIX веке медицина, педагогика, юриспруденция уделяют отклонениям все большее и большее внимание, а психиатрия начинает открывать все больше и больше различных типов отклонений. Перед лицом такого множества возможных отклонений мобилизуются различные формы власти, контролирующие индивида и сверяющие его с нормой: власть врачей, психиатров, педагогов, родителей. Все эти направления и типы власти поддерживают, обусловливают, подкрепляют друг друга. Эти процессы происходят на уровне семьи и частной жизни человека. Но они поддерживают систему власти и сами поддерживаются ею в масштабе всего общества, потому что постоянный контроль за сексуальной нормальностью как ничто другое приучает человека быть объектом процедур власти, быть под неусыпным надзором, сопоставлять себя с нормой и оценивать себя по степени соответствия ей.
Отсюда вытекает совместная стратегия всех этих многочисленных, действующих в собственных интересах инстанций: всячески подчеркивать сексуальность человека, глубину и силу сексуальных побуждений, акцентировать внимание на теле и его инстинктах, возбуждать постоянную тревогу по поводу возможных отклонений и несовместимости инстинктов с моральными нормами и социальными требованиями.
В таком контексте становится объяснимым формирование представления о безумии как приоткрывающем опасную тайну сущности человека, связанную с его телом и инстинктами, о чем Фуко рассуждает в главе «Антропологический круг» «Истории безумия». Так более поздние исследования Фуко проливают новый свет на более ранние, вписывая их в главный проект Фуко - исследование генезиса современного человека.
При этом Фуко полагает, что в своих исследованиях он выступает не как историк, но именно как философ. «В самом деле, что такое сегодня философия - я хочу сказать: философская деятельность, - как не критическая работа мысли над самой собой?» Это означает, что философия должна исследовать истоки сложившегося знания и его структур и попытаться понять, могло ли наше знание иметь иную структуру. Философские исследования не могут формулировать законы и нормы для каких бы то ни было иных областей знания. Философское исследование - это всегда «эссе». Но эссе в своем первоначальном буквальном значении - это «попытка». Философское исследование, говорит Фуко, это попытка изменить самого себя (а не другого). Эссе - «это живое тело философии, если она остается тем, чем была некогда, то есть «аскезой» и упражнением собственной мысли». В этом смысле предпринятое Фуко исследование современного человека является философской деятельностью, ибо «это попытка исследовать, в какой мере работа мысли над своей собственной историей может освобождать мысль от ее молчаливых допущений и позволять ей мыслить иначе».
В своей инаугурационной речи в Коллеж де Франс (1970) «Порядки дискурса» он впервые ввел понятие «власти», под углом зрения которой в своей следующей работе «Надзор и наказание» (1975) он анализирует происхождение современной тюрьмы и связанные с ней дисциплинарные меры и практики. Фуко рассматривает тюрьму как область практики, в которой науки о человеке и их методы нормализации человеческих отношений могли бы получить применение, прежде чем их деятельность распространилась бы на все остальное общество.
Во 2-м и 3-м томах «Истории сексуальности», опубликованных за месяц до смерти, Фуко продолжает исследовать происхождение моральной деятельности через исследование сексуальной этики. Однако здесь он значительно меньше подчеркивает деятельность власти. Два новых тома «Истории сексуальности» дают описание последовательных трансформаций сексуальности субъектов и показывают, что наша современная одержимость сексом очень далека от свидетельства нашего освобождения, и указывают на отсутствие у нас какого-либо непринудительного понятия о том, как мы должны жить.

Отражение зла

Мишель Вико

© Мишель Вико, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Вся эта, на первый взгляд вполне простая история, краткое, весьма краткое предисловие, к которой вы уважаемый читатель в настоящее время, как раз и читаете, началась, представьте себе, в обычный и ничем не примечательный день, когда один молодой человек, чей общий образ я вам ещё набросаю в ходе моего дальнейшего повествования, в одиночку отправился в лес.

Как видите, я нисколько не преувеличил, когда сказал вам уважаемый читатель, что история выглядит простой, поскольку спокойная прогулка по лесу, прежде всего, являлась именно прогулкой, и совсем не обязательно ей было ещё становиться из ряда вон выходящей. К тому же, это особенно касается тех случаев, когда речь заходит о людях деревенских, а Такехико был жителем самой обычной деревни. Это города в большинстве случаев, своим непосредственным географическим расположением отдалены от природы, и в том числе от самого обычного леса, чего никак не скажешь про деревню находящуюся непосредственно поблизости от всевозможных лесных территорий, где каждому деревенскому жителю с детства всё вокруг знакомо.

И всё же, у этой истории, простите за откровенный каламбур, своя история. Она произошла в те далёкие времена, когда никого нельзя было удивить волшебством, так как маги, колдуны, колдуньи, ведьмы и разного рода демоны, духи, великаны и монстры, жили повсюду и порой, если не совсем рядом с людьми, то всё равно весьма в недалёком соседстве от них. Больших пояснений для обозначения временного отрезка давно прошедших дней, я, пожалуй, давать воздержусь, ибо не вижу в этом особой надобности. Лишь скажу, что все события, случившиеся в те далёкие времена, произошли в одной из тёплых стран, а какой именно стране, позвольте мне также умолчать.

Возвращаясь же к словам о только что перечисленных героях истории, дополнительно следует подметить, что среди всех обладателей колдовской силы, были, и добрые, и злые личности. Каких колдунов было больше, сказать трудно, потому что время от времени, самые старые из них уходили в мир иной, причём не всегда по своей воле, а вместо ушедших, появлялись другие, молодые и амбициозные. Поэтому, образно выражаясь, чаши весов, добра и зла, всё время колебались, постоянно перевешивая друг друга, и если когда-либо бывало равновесие, то потом оно всё равно нарушалось тем, что одна из чаш становилась тяжелее. И даже случались большие перевесы.

Во всяком случае, все люди, от мала до велика, знали про существование такого рода соседей, и если не каждому доводилось в своей жизни встречаться с мастерами магии, то уж слышать о них приходилось всем и весьма часто. И дело тут вовсе не в любопытстве человеческом, которое могло заставить любого из людей искать встречи с колдуном, само собою добрым, ибо злых все опасались, а до глубины души тривиальное обстоятельство самой жизни, которая, так или иначе, сводила людей и колдунов в обыденной повседневности.

Сказав же о том, что люди всё же иногда искали встречи с колдунами, ещё раз подмечу, добрыми колдунами, я имел в виду как раз те случаи, когда в помощи колдуна, глубоко нуждались. Но только, не могу не поставить в очередной раз акцент, в помощи доброго колдуна, всячески избегая любых встреч со злыми колдунами. И не напрасно, так как последние, весьма часто мешали людям своими делами, доходившими иногда и до откровенных козней.

Ко всему мною вышесказанному, перед тем как собственно начать повествовать всю историю, предисловие к которой вы сейчас прочитали мой уважаемый читатель, мне хочется добавить только маленькую поправку, что наш главный герой в своих приключениях будет отчасти противоположен некоторым моим словам, а каким именно словам, вы сами узнаете и поймёте, когда продолжите своё чтение.

Мне же теперь только остаётся начать рассказывать вам саму историю с самого её начала, ничего не утаивая и не прибавляя, повествуя лишь о том, что было на самом деле, позволив себе разве что разного рода отступления, для приукрашивания и пояснения давно минувших событий…

Первая часть

Глава 1. Дом в лесу

С трудом пробираясь через густые заросли молодого бамбука, Такехико, так зовут нашего главного героя, из-за которого в общем-то вся эта очень давно случившаяся история, и началась, почти не обращал своего внимания на крики перепуганных лесных птиц. А между тем, крылатые жители леса, обеспокоенные неожиданным появлением человека среди их исконных владений, ни на минуту не смолкая, перелетая в кронах деревьев с одного дерева на другое, сопровождали его своими, пронзительными, беспорядочными, возмущёнными, громкими голосами.

Объяснением же такому немиролюбивому поведению обычных лесных птиц служило то обстоятельство, что человек здесь был крайне редким гостем, и поэтому легко смог одним лишь только своим видом, вызвать такой невообразимо сумбурный переполох среди разнородного птичьего царства, жители которого, летая повсюду, хорошо были знакомы с тем, как опасны, бывают люди.

А между тем Такехико продолжая свой путь, думал сейчас только об одном: «где именно в этом лесу, может находиться тот самый заброшенный старый дом, о котором, старожилами его родной деревни, было рассказано молодому поколению, столько разных, страшных, волшебных историй, рассказов и легенд».

Ведь только благодаря этим самым легендам, которых Такехико наслушался и от своих родителей и от старейшин деревни ещё с малолетства, он был сейчас здесь в этом лесу, потому что с того самого первого рассказа о старом доме, ему захотелось увидеть этот дом лично. И, конечно же, став совершеннолетним, Такехико загорелся непреодолимым желанием посетить старый заброшенный дом, к которому не существовало проторённых дорог, и более того, не было такого случая, чтобы среди людей населявших окрестные деревни, нашлись желающие посетить его.

Никто из людей, ни ныне, ни раньше проживавших в деревнях, кои находились в этих краях, ни толпой, ни в одиночку, никогда не решались даже появляться в той части леса, куда сейчас направлялся Такехико. И уж тем более никому в голову не приходило, искать старый дом, дом, который по широко известному всем преданию, был жилищем злого колдуна, некогда жившего и вершившего свои злые козни здешнему люду, и сгинувшего однажды в неизвестность.

Что послужило тому внезапному исчезновению старого злого колдуна, осталось тайной, раскрыть которую никому не хотелось, ибо страх перед домом, брошенным домом, поглощал человеческое сознание и омертвлял силу воли, подавляя в людях любое желание даже думать о том, чтобы познать тайну исчезновения Идзивару. Даже имя старого колдуна, имя Идзивару, пугало людей, всецело являясь олицетворением всесветного зла. Страх был таким же сильным, каким представало то наследие вселенского ужаса, осевшее в памяти людей видевших колдовство Идзивару, обитавшее в умах людей соприкоснувшихся со следами чёрной магии Идзивару, и заставлявшее трепетать любого из них при одном только упоминании имени колдуна, когда он был жив. Теперь же, когда его не стало, о нём иногда вспоминали, но только в легендах, и в большинстве случаев, только те жители окрестных деревень, которым лично никогда не приходилось видеть ни его колдовства, ни его самого, и узнавших о нём в своё время, благодаря рассказам непосредственных очевидцев, коим буквально каким-то чудом удалось остаться в живых.

И скорее всего, их чудесное спасение было связано с тем, что колдун Идзивару просто не успел заметить вовремя схоронившихся от него людей, потому что иначе, они, или погибли бы, или попали к нему в плен, что также не сулило бы им ничего хорошего.

Всё это лишь сильнее будоражило сознание Такехико, который всегда был готов на любые подвиги и приключения, и который теперь хотел не просто побывать в этом доме, а по возможности открыть для себя что-то новое и неведомое, и может быть даже узнать, куда исчез колдун Идзивару. А что именно нового можно было открыть в брошенном пустом доме, Такехико и сам пока даже не предполагал, поскольку родился, когда колдуна уже не стало, и всё что он знал о нём, было известно ему, как я вам уже говорил, уважаемый читатель, только из тех самых преданий, легенд, рассказанных, его матерью и отцом, и дополненных старожилами деревни. А так как Такехико с детства слыл одним из самых отважных, сильных и ловких среди своих сверстников, его характер только закалялся год от года в этом направлении и к совершеннолетию он уже стал истинным воином, прославившим своё имя в родной деревне за вышеозначенные качества.

Жизнь в деревне шла своим чередом, и всё давно уже было слишком привычным для уверенного в себе Такехико, который пытался хоть как-то разнообразить свою жизнь, но так чтобы при этом не разрушить уклад семьи, и не мешать всей деревне. Вот именно поэтому, сегодня рано утром, облачившись в своё любимое зелёное кимоно, он никому, не говоря об истинной цели своего мероприятия, и отправился в лес, якобы за целебными травами, а на самом деле решил найти этот старый заброшенный дом, дом колдуна Идзивару.

Биография. Фуко Мишель: биография и философия Ранние годы Фуко